Миллион в сигаретной пачке
Шрифт:
– Во что был одет?
– Серый костюм. Сорочка без галстука. Вечером было ветрено, хотела дать ему плащ, а он только берет попросил.
– Вещи Бобыря хранились у вас?
– Да. Плащ, берет и другие. Он месяц назад привез к нам.
– Можно взглянуть на них?
– Прошу. Что теперь с ними делать?
– Составим опись. Должны будете вернуть законным наследникам. Кстати, что, кроме одежды, Бобырь оставлял у вас?
– Не имею привычки рыться в чужих вещах. Толик привез два чемодана. Костюмы и плащ я повесила в
– Чемоданы заперты?
– Кто его знает…
– Давайте посмотрим.
Они осмотрели два довольно больших чемодана: сорочки, белье, обувь, несессер и электрическая бритва, транзисторный радиоприемник, будильник, галстуки… Собственно, и все. Негусто, Хаблак ожидал большего. Правда, белье, сорочки, обувь и костюмы были высшего сорта; костюмы Бобырь шил у портного, только один приобрел в магазине готового платья – дорогой, импортный. Сорочки преимущественно цветные, и в модную полоску. Ни бумаг, ни книг. Ни одного блокнота или записной книжки.
– Хорошо, – решил Хаблак, – пусть все лежит, сейчас у меня нет времени, потом в присутствии понятых перепишем вещи. Надеюсь, все останется на месте.
– Неужели вы думаете, что мне нужен какой-то костюм?
– Нет, не думаю, – заверил Хаблак. – Скажите только, Бобырь не опьянел от вина, выпитого за ужином?
– Вы же знаете Толика – бездонная бочка…
– Да, его нелегко было перепить. А от двух стаканов сухого вина…
– Детская доза! Хаблак подумал и спросил:
– Вам не кажется, что деловая встреча, на которую спешил Бобырь, могла состояться в электричке?
Высоцкая задумалась.
– Может быть, да, – ответила не очень уверенно. – Но утверждать не могу.
– У Бобыря были тут знакомые? Вы знаете их?
– Мы с Толиком познакомились в электричке, когда он к кому-то ехал сюда. Но к кому – не знаю. Потом спрашивала – отмахивался: мол, какое это имеет значение, главное, мы встретили друг друга.
– Но ведь он мог ехать к знакомым в соседнем поселке.
– Мы тогда сошли с поезда вместе, и Толик сказал, что нам по дороге.
Вдруг Высоцкая перегнулась через стол, заглянула в упор Хаблаку в глаза.
– Скажите, – попросила она, – скажите мне, если можете: Толик погиб сам или его убили? Я подумала сейчас… Вы говорите, он был связан с какими-то людьми… А вчера встретился с ними…
Ей нельзя было отказать в проницательности, но что знал сам Хаблак? Поэтому и ответил искренне:
– Не знаю. Бобырь попал под электричку, а при каких обстоятельствах – еще не известно, но мы выясним это.
– Он вернулся ко мне и хотел порвать с ними! – вдруг выкрикнула Таня. – Он сказал мне, что хочет выйти из игры, – он точно сказал это, понимаете?
– Понимаю, – кивнул Хаблак. – Кстати, Бобырь никогда не говорил вам, что Славко живет тоже тут? Славко, с которым мы были в ресторане?
– Этот лысый? – пренебрежительно переспросила
– Да.
– Деревня… – махнула рукой Таня. – И где только Толик его откопал? Чурбан неотесанный.
Хаблак вспомнил двухэтажный дом Хмыза – вот тебе и «чурбан!» Но промолчал. Впрочем, разговор с Высоцкой пока что был исчерпан – надо ехать к Хмызу.
Предстоящий допрос Хмыза волновал и возбуждал капитана: ощущал подсознательную тревогу, как перед охотой на опасного зверя. Был уверен, что именно с Хмызом Бобырь возвращался вчера в Ирынь, но ведь тот, по всей вероятности, будет все отрицать, а найти доказательства нелегко.
Попрощавшись с Высоцкой, пообедал с шофером в ресторане. Но сам только поковырялся в ромштексе: обдумывал план допроса. Наконец, решил: Ярослав Михайлович должен растеряться, увидев именно его, Хаблака, в роли сотрудника милиции, как растерялась Высоцкая. Этим и следует воспользоваться: не дать ему опомниться, задавать неожиданные вопросы, загнать в угол.
Немного постоял под дубом, собираясь с мыслями, медленно перешел улицу и толкнул калитку усадьбы Хмыза. Думал, что заперта, и придется стучать, но калитка открылась легко, капитан ступил на бетонированную дорожку, ведущую к дому. И увидел Хмыза. Тот стоял шагах в десяти от него и поливал из шланга грядки. Шум воды заглушил скрип калитки, Хмыз не видел непрошенного гостя – стоял боком к нему – и капитан остановился, глядя, как ловко Хмыз делает свое дело. Он поднимал шланг так, чтобы струя воды высоко взлетала в воздух и падала на землю мелким дождем – не повреждая растения и равномерно орошая грядки.
Хаблак кашлянул. Хмыз недовольно повернулся к нему и узнал сразу – капитан был уверен в этом, потому что рука у него дернулась, и струя воды полетела куда-то в кусты. Но Хмыз потерял самообладание только на мгновение – положил шланг на землю так, чтобы вода не размывала грядки, вытер руки о не очень чистые брюки и направился к Хаблаку, радостно улыбаясь.
– Каким ветром занесло тебя к нам? – спросил он, заглядывая капитану в глаза и протягивая руку. – Рад видеть тебя, дружище, вот никогда бы не подумал…
Хаблак стоял, заложив правую руку за борт пиджака. Хмыз, поняв, что руку ему не подадут, сделал попытку похлопать Хаблака по плечу.
Капитан шагнул назад. Хмыз уже все понял, потому что глаза у него стали холодными, однако уступил дорогу, и слащаво сказал:
– Мне очень приятно видеть тебя, хотя не надеялся… Но мы всегда рады гостям, прости только, я сейчас перекрою воду…
Он повернулся спиной к Хаблаку и пошел к крану, а капитан медленно направился к дому, думая о том, что эти первые секунды Хмыз явно выиграл у него. Эта мысль раздражала, и Хаблак остановился и, дождавшись, когда тот завернет кран, сказал, не спуская глаз с Хмыза: