Миллионерша
Шрифт:
Эдриен. Вы сказали: «Как мило!» — и я взглянул на этот грязный старый трактир, который пытаются выдать за старинную гостиницу. Мы только что съели отвратительный завтрак — томатную бурду под громким названием суп, остатки воскресного окорока, брюссельскую капусту, картофель и засохший консервированный сыр из Америки. Если вы способны вытерпеть такое да еще восклицать при этом: «Как мило!» — значит, здесь есть нечто неотразимо привлекательное для вас. А тут все, за исключением меня, может только отталкивать.
Эпифания. Неужели вам
Эдриен. А я — нет. Всю эту рухлядь надо искоренить, смести с лица земли, сжечь дотла. Одна обстановка вашей квартиры на набережной в Лондоне стоит дороже, чем весь этот дом от погреба до чердака. У себя вам достаточно снять телефонную трубку, и вы получите вполне приличный, прекрасно сервированный завтрак. Ваш роскошный автомобиль мгновенно доставит вас в любой первоклассный отель, расположенный в живописной местности. А вы предпочитаете этот мерзкий трактир да еще говорите: «Как мило!» Стоит ли для этого быть миллионершей?
Эпифания. Чушь! Когда-то я, впервые получив неограниченные деньги, окунулась в светскую жизнь. И как вы думаете, сколько мне потребовалось времени, чтобы устать от беготни по магазинам и почувствовать тошноту от всей той роскоши, которая вам так по душе? Меньше двух недель. Мой отец, имея сто миллионов, всегда ездил в третьем классе и не тратил на себя больше десяти шиллингов в день, кроме тех случаев, когда он принимал нужных людей. Зачем ему было тратить лишнее? Ел и пил он столько же, сколько любой другой, одежды носил тоже не больше. Я поступаю, как он.
Эдриен. Тогда почему же вы любите деньги и терпеть не можете их тратить?
Эпифания. Потому что деньги — это сила. Деньги — это уверенность. Деньги — это свобода. Одно дело жить на вулкане, другое — наслаждаться покоем в садах Гесперид{5}. Кроме того, деньги приносят постоянную радость оттого, что ты умножаешь их, а это нетрудно, когда у тебя есть с чего начинать. Превратить один миллион в два мне легче, чем какой-нибудь бедной женщине сделать десять фунтов из пяти, даже если она сумеет раздобыть эти первые пять. Деньги, по существу говоря, оборачиваются сами собой.
Эдриен. Для меня деньги — вульгарная проза, растлевающая душу забота. Конечно, они мне нужны, но я их не люблю. Когда это возможно, я о них совсем не думаю.
Эпифания. О чем же вы думаете, если не о деньгах? О женщинах?
Эдриен. Да, но не только о них.
Эпифания. О еде?
Эдриен. Тоже не всегда, хотя я в ней довольно привередлив. Сознаюсь, что ожидал не такого завтрака. (Указывает на стол.)
Эпифания. А, так вот отчего у вас плохое настроение! Верно?
Эдриен (раздраженно). Вовсе нет. Но вы обещали мне изысканное развлечение. Вы сказали, что нашли прелестное местечко на берегу реки, где мы сможем побыть вдвоем и съесть восхитительный деревенский
Эпифания. Это тоже моя >вина?
Эдриен. Это дополняет ваше представление о дне, приятно проведенном за городом. Почему у людей, умеющих наслаждаться жизнью, никогда не бывает денег, а люди, у которых они есть, не умеют пользоваться ими?
Эпифания. Вы не слишком любезны, Эдриен.
Эдриен. А вы не слишком щедрая хозяйка, Эпифания. Умоляю, сядем в машину и прокатимся куда-нибудь. Ваш автомобиль куда роскошнее этой грязной кофейни. К тому же в нем легче найти уединение.
Эпифания. Мне надоела моя машина.
Эдриен. А мне нет. Я бы не прочь иметь такую.
Эпифания. Я думала, вам будет приятно посидеть и поболтать со мной в этом обветшалом уединенном ресторанчике. Но теперь я вижу, что вы капризный старый холостяк. Вы думаете только о еде и своих мелких удобствах. Вы еще хуже, чем Элестер: с тем, по крайней мере, можно поговорить о боксе и теннисе.
Эдриен. А с вами только о деньгах.
Эпифания. Неужели вам это не интересно? Ах, если бы вы знали моего отца!
Эдриен. Очень рад, что не знал.
Эпифания (сразу становясь опасной). Что вы сказали?
Эдриен. Милая Эпифания, раз мы друзья, я имею право быть откровенным. То, что вы рассказали мне о своем отце, убеждает меня в одном: несмотря на всю его родительскую нежность и заботливость, которые извиняют чрезвычайно развитый в вас, но страшно утомительный эдипов комплекс{7}, как выразился бы доктор Фрейд, он, по-видимому, был невыносимо нудным человеком, способным обезлюдить даже Ротари-клуб{8}.
Эпифания. Мой отец? Вы смеете так отзываться о моем отце, вы, беспредельное ничтожество? Мой отец сделал сто пятьдесят миллионов, а вы за всю жизнь не сделали и полумиллиона.
Эдриен. Милое дитя, ваш отец не сделал ровно ничего. Я не имею ни малейшего представления о том, как он ухитрился на законном основании присвоить себе то, что сделали другие; но я знаю, что он потерял четыре пятых присвоенного, так как, бесконечно отстав от жизни, принялся скупать земли русских помещиков-эмигрантов в надежде, что Англия за три недели или около того покончит с советской революцией. Можно ли впасть в более идиотскую ошибку? Такую не совершу даже я, хоть вы и считаете меня дураком. Одним словом, Эпифания, мир ровно ничего не потерял бы, если бы ваш отец вовсе не родился. Вы ведь и сами понимаете это, правда?