Миллионы Марко Поло
Шрифт:
Мрачные мысли доктора были прерваны стуком в дверь.
— Войдите! — крикнул он. Вошел посыльный с письмом в руке. Доктор слегка попятился. Письмо ему, адресованное в Страсбург? И тут он вспомнил, что переадресовал корреспонденцию, приходящую на его амстердамский адрес, в Страсбург до востребования и попросил хозяйку отеля брать ее. Доктор вскрыл письмо, прочел его залпом и замер без движения.
Оно было отправлено из Венеции и переслано из Амстердама. То был ответ на его телеграмму другу, доктору Триульци, жившему в городе у лагуны. Добросовестно
— Минуточку, мой юный друг! Можешь ли ты оказать мне услугу и… оказать мне услугу и… Погоди минутку, я должен подумать!
Он еще раз пробежал глазами письмо. Как всегда, когда Циммертюр напряженно думал, лицевые мускулы выходили у него из-под контроля, и он корчил такие гримасы, которые могли напугать человека и похрабрее посыльного. Но заметив вдруг, каким взглядом тот смотрит на него, доктор перестал гримасничать.
— Так вот, мой юный друг, можешь ли ты заказать мне крепчайшего кофе и попросить Йозефа принести мне еще бутылочку вина!
Взгляд посыльного ясно показывал, что именно такого поручения он и ждал от господина, строящего подобные гримасы.
— Кофе и вина? — медленно переспросил он. — Мсье в самом деле сказал: кофе и вина?
— Да, да! — воскликнул доктор, подталкивая посыльного к двери. — Но сначала закажи кофе, чтобы он уже был у меня в номере, когда Йозеф придет с вином!Понял? И скажи, что кофе должен быть крепчайшим, слышишь, крепчайшим! Как лекарство!
— Как лекарство! — повторил посыльный, поспешно ретируясь. — Кофе и бутылка вина… как лекарство! Сейчас доставят.
Принесли кофе, а вскоре после этого явился Йозеф с бутылкой вина. Он внес ее с таким достоинством, словно явился вручить ключи от города Страсбурга. Пока он ставил ведро с бутылкой на стол, доктор запер дверь, положил ключ в карман и встал между сомелье и звонком.
— Йозеф, — сказал он. — Что вы предпочитаете: выпить этот кофе или чтобы я опрокинул вам на голову это ведерко со льдом?
Йозеф, откупоривавший бутылку, медленно прервал свою работу. С бесконечным достоинством он повернул голову сначала к ведерку со льдом, потом в сторону кофейника. Потом смерил доктора взглядом сквозь пенсне в золотой оправе.
— Что мсье хочет сказать? — опустив веки, спросил он тоном министра.
— Что я хочу сказать? — спросил доктор. — Что вы старый мошенник, Йозеф! Что вы сделали все от вас зависящее, чтобы сбить меня с толку. И я хочу отомстить вам, вот почему вы должны выбрать — вот этот кофейник или ведро со льдом на голову. Что вы предпочитаете?
Спина сомелье почти неестественно выпрямилась. Он поставил бутылку на стол и шагнул к двери.
— Бесполезно, Йозеф, — сказал доктор. — Дверь заперта. Вы не выйдете отсюда, пока не сделаете выбор: ведро со льдом или кофе. При мысли о вашей седине я предпочел бы, чтобы вы выбрали кофе. Но если вы будете медлить, я сам выберу за вас!
На лице Йозефа не выразилось ни гнева, ни раздражения, оно хранило маску все того же
— Сожалею, — произнес сомелье, — но должен сказать, что за двадцать пять лет моей службы в этом отеле ни один клиент еще не разговаривал со мной подобным образом. Очень прискорбно, но мне придется сообщить о нашем разговоре мадам…
— Если я сообщу о нем мадам, для вас это будет куда прискорбнее! — воскликнул доктор. — Хватит церемониться, дружище! В тот самый миг, когда я сообщу мадам, что сомелье ее отеля — отпетый алкоголик, человек, всегда пребывающий в состоянии похмелья, которое длится не со вчерашнего дня, не с прошлого или позапрошлого года, а тянется уже три десятка лет, с прошлого столетия, и не проходит дня, чтобы человек этот не опохмелялся лучшими винами из ее погреба, в тот самый миг, говорю я…
Впервые за все время маска Йозефа слегка дрогнула.
— Что вы такое говорите? — воскликнул он. — Как вы смеете даже в шутку…
Но преимущество было на стороне доктора. Сверля официанта глазами, он продолжал свою обвинительную речь:
— В тот самый миг, дружище, когда я расскажу ей об этом, вам конец, и я надеюсь, вы это понимаете. Я уже сталкивался раньше с подобным случаем, но вам, благодаря вашим изысканным манерам и необычайной памяти, и в самом деле удалось меня провести. Да-да, вы были таким подтянутым и важным, какими бывают только люди пьяные в лоск. Под винными парами вы сочиняли свои воспоминания и, мешая правду с вымыслом, создавали воображаемую картину, а это ведь и называется сочинительством. Но вы писатель-романтик, Йозеф, потому что ваши произведения не выдерживают проверки действительностью, и в этом вы похожи на большинство других сочинителей, вдохновляющихся винными парами. Но теперь вам придется, подобно Бальзаку, искать вдохновения в кофе и стать реалистом, потому что теперь я хочу знать правду о графе Пассано!
Йозеф рухнул на стул. Под взглядом доктора он стал моргать, как человек, в глаза которому бьет луч прожектора.
— Это… это неправда, — попытался выговорить он. — Я никогда не пью и никогда не лгу!
— Лжете! — сказал доктор. — Вы нарассказали мне кучу лживых историй, и я верил им, пока не получил вот это письмо. И если вы не протрезвитесь от кофе, придется вашей голове побывать в ведре со льдом, потому что я хочу знать правду!
— Что еще за письмо? — пробормотал официант. — Что там обо мне написано?
Доктор, не отвечая, налил официанту кофе. Поглощая чашку за чашкой крепкий напиток, Йозеф понемногу оживал. Но каждый раз, когда он делал попытку отставить чашку, доктор хватал ведерко со льдом, словно готовясь вывалить его содержимое на голову Йозефа. Йозеф без промедления послушно подносил к губам чашку. Наконец кофейник был опорожнен до дна. Йозеф несколько раз зевнул, как человек, который пробудился от глубокого сна, но хотел бы погрузиться в него снова.
— Для верности мы еще приложим вот это, — сказал доктор и, набрав льда в носовой платок, повязал этим платком голову сомелье.