Милоа – спасители Эбери. Книга 3. Милоа – возлюбленная
Шрифт:
Аккуратно развернув листок, я прочла выведенные на горском языке слова: «Племя приветствует тебя. Мы рады, что ты жива и нашла место среди людей империи. Мы уверены, что когда-нибудь ты найдешь способ приехать и поделиться новостями. Будем рады получать послания и впредь. Благословляем на дальнейший путь».
Я разочарованно выдохнула. И ради этих общих строк столько переживаний? Даже используя горский язык, который кроме тринианцев и Милоа никто в империи не поймет, они стремятся себя обезопасить, скрыть малейший намек на существование тринианской цивилизации. Я резко встала из-за стола, чуть было не опрокинув чернильницу.
Несколько
А тринианцы продолжают прятаться, как загнанный в угол зверь, до которого никому на самом деле нет дела. Знали бы они, как обстоят дела в империи, то не боялись бы ни Атамурлана, ни имперцев. Но они помешаны на конспирации, на идее во что бы то ни стало сохранить тайну! Причем тринианская верхушка явно стремится не только скрыть факт существования цивилизации Триниана от империи, но и скрыть от собственного народа, что империя не так уж ужасна!
Вот до чего довела созданная землянами совместно с горцами система. Горцы по природе прямолинейны и понимают все буквально, а Милоа, с одной стороны, боятся за свою жизнь, с другой – слишком привыкли к существующему порядку вещей.
Так нужна ли им вообще правда? Нужны ли знания о том, как вернуться на Землю? Или тот, кто прочел мое письмо, предпочел просто сжечь его, чтобы сохранить прежнее положение? Ведь самим горцам будет невыгодно, если Милоа вдруг соберут вещи и отправятся к Западным горам искать путь домой…
В тот момент я поняла, что и сама давно жила в иллюзии. Никакая я не шпионка и не разведчица Триниана. Я каганетта. Как правильно заметил Зигай: землянка-каганетта и землянин-император, вот мы кто. А все остальное: турмалонский Совет, хранители, тринианцы – лишь противоборствующие группировки, стремящиеся перетянуть нас на свою сторону.
Осознание пришло не сразу. Много недель и месяцев после получения письма я жила, ощущая, как меняется мое отношение к самой себе. Как исчезает разведчица Триниана, а на ее месте окончательно закрепляется знатная особа. И хотя обе роли были навязаны мне искусственно, в последнюю я слишком вжилась. По этой причине я не бросила все и не уехала в Триниан. И теперь, получив новые сведения от Зигая, я крепко раздумывала, стоит ли заранее пугать и так живущих в вечном страхе, будто мышь в норе, тринианцев?
А еще по пути из центрального милойского круга я с полной ясностью поняла, что заигралась. Во мне действительно стало слишком много каганетты и слишком мало – просто женщины. Поэтому после разговора с Зигаем у меня в душе возникло одно желание – не потерять в себе человека. Сначала я горько пожалела, что стала столь ненастоящей, делала все с позиции госпожи и совершенно забыла о себе-просто-девушке. Но потом поняла, что в моем положении полностью вернуть свою истинную натуру тоже не удастся. Очевидно, я на всю жизнь обречена совмещать роль каганетты и той Лилии, которой родилась. Впрочем, то же происходило со мной, когда я служила разведчицей, а потом шпионкой.
Я обратилась к своей душе и ощутила глубокое одиночество. Я вспомнила, как страдала от него, когда судьба забросила
Невольно на ум приходили слова Визарда Рика, сказанные мне давным-давно: «Ты идешь своим путем, и весьма смело. Иногда мне кажется, твой путь заведет тебя очень далеко. Дальше, чем я могу себе представить. И все же, я сказал тебе о семье вовсе не потому, что хотел предложить тебе отказаться от твоего дела или навязать эту идею. Скорее, ты сама должна задуматься о том, долго ли ты протянешь в столь “холодной” для себя обстановке?»
Теперь я ощутила потребность в друзьях и родных. Я поняла, что мне нужна семья, где не будет места политике, власти и интригам. И, кто знает, возможно, такую семью я смогу обрести благодаря каганетту Бивир Куру? Я понимала, что сближение будет непростым. Я стала слишком осторожной и недоверчивой. Да и он человек необычный, играющий множество ролей. Но продолжать губить свою душу под личиной расчетливой каганетты я тоже больше не могла. Хотя и не винила себя за поведение в прошедшие годы. Вспомнились еще одни слова тринианского жреца: «Поэтому, моя дорогая Сэм, позволь посоветовать тебе – продолжай жить своей жизнью и, прежде всего, обрети гармонию в своей душе, где бы и с кем бы тебе ни довелось оказаться».
Именно это я и решила сделать. Теперь главными задачами стало обезопасить свой каганарт и наладить контакт с Амирошем, чем я и планировала заняться по возвращению в Западный.
Через три дня мы с Муабдипом спустились к подножию гор. Признаться, обратный путь дался мне еще тяжелее. Муабдип часто делал привалы, но все равно я буквально валилась с ног. Когда мы добрались до дежурного поста Милоа, мне захотелось броситься Шикути на шею и расцеловать своего норовистого коня – так я радовалась, что больше не придется идти пешком.
Горячая ванна и мягкие перины в гостинице немного привели меня в чувство. А потом мы въехали в Западный, и вечером четвертого дня я уже ужинала в окружении семьи градоуправителя Курта Умелого.
На следующее утро я послала за Урыном. Как и ожидалось, баур и по совместительству глава моей шпионской сети прибыл с неизменной пунктуальностью. За прошедшие годы он не раз доказывал мне свою преданность и особенно ловко умел решать деликатные вопросы. Я привыкла считать его тузом в своем рукаве – если никто не мог решить проблему, я обращалась к нему. Кроме того, Урын щедро осыпал меня весьма изысканными подарками – баур оказался тонким ценителем искусства и доставал редкие вещи со всех уголков империи.
Сейчас он стоял передо мной в богатом бархатном кафтане темно-синего цвета, опоясав свой внушительный живот широким кушаком с золотой вышивкой. На ногах Урына красовались вызывающе-красные ботинки из мягкой кожи.
– В этот раз я позвала тебя по действительно очень личному делу. От него, возможно, зависит судьба каганарта. Готов ли ты к такому риску, баур?
Привычная обстановка рабочего кабинета расслабляла. Я снова была в знакомой роли и чувствовала себя вполне уютно.
Урын низко поклонился мне.