Милое топливо

Вербицкий Павел Алексеевич

Преступников проводили до самой двери, после чего, люди в зале сразу успокоились и, как ни в чем не бывало, разошлись по своим креслам. Я смотрел на них с чувством радости, и великой важности, собственной значимости, если хотите. Мне захотелось выкрикнуть во всё горло:

– Дети мои, идите ко мне. Вы существуете благодаря мне!

Но я сдержался, я был скромным человеком...

Полный волнения и едва сдерживаемой гордости, я направился к дверям, но едва я приблизился к ним, как правый бок пронзило жуткой болью. Я заорал и стал терять сознание. Последнее, что я успел увидеть и услышать, это окружающую меня толпу, да чей-то визгливый выкрик: "Ещё один!" - После чего провалился в бездну беспамятства...

2.

Приходил

в сознание я долго и болезненно. Трудно было пошевелиться: каждое движение причиняло сильную боль. Меня и раньше "прикладывали" электрошокером (один раз это была даже моя девушка - без разрешения полез целоваться...), но подобного ощущения никогда не было! Сейчас же состояние было такое, словно заново учишься двигать всеми частями тела. С трудом удалось поднять голову и осмотреться. Оказалось, что я был связан и помещён на какое-то ложе, закреплённый со всех сторон металлическими пластинами - фиксаторами. Ложе было поставлено вертикально, и я, сколько позволяли фиксаторы, постарался рассмотреть помещение. Мы находились в мрачном зале с коричневыми стенами, высоким потолком и металлическим полом. Этот зал напоминал мне стадион и помещение суда одновременно. Сходство со стадионом дополняли расположенные вдоль стен многоярусные трибуны, заполненные зрителями. Прямо перед нами находилось возвышение - подиум с трибуной, длинным столом и несколькими резными креслами с высокой спинкой. Рядом со мной, на таких же приспособлениях - ложах находилась довольно-таки большая группа людей, некоторых из них я видел в холле.

В лицо ударили яркие лучи включившихся прожекторов, и помещение наполнилось возмущённо-негодующими криками и воплями сидящих на трибунах людей.

– Всем тихо, или кто-то тоже хочет стать бесполезным!
– Прокричал мужчина, стоящий за трибуной. Он был плотного телосложения, с бакенбардами на красном лице и светло-желтыми волосами. На нем была оранжевая мантия. Я сразу вспомнил этого человека: я описал его именно таким в своей книге. Я даже имя его вспомнил - судья Оиб!.. Он, кстати, тут же подтвердил это.

– Я судья Оиб, и сегодня, без лишних слов и эмоций, как это обычно у нас происходит, мы быстренько подведем итоги очередного отбора!
– Говорил (нет, скорее - вещал!) судья с большим подъёмом и напором, совсем как рефери на ринге, в момент объявления победителя.

Мне захотелось возразить ему: наверное, меня в грязном и старом одеянии приняли за этих, так называемых, преступников! Произошла ужасная ошибка, которую надо срочно исправлять!.. Но тут я заметил, что рот у меня, как и у других обитателей лож, заклеен липкой лентой... И тут меня осенило: ведь этого я не писал!.. Ни про ленты, ни про ложи!.. Основное, конечно же, было таким, как я придумал, но детали, детали...

Между тем, Оиб продолжал:

– Сегодня мы прощаемся с нашими доблестными шахтерами. Со вчерашнего дня во всех рудниках и шахтах работают роботы, и шахтёры оказались не у дел, стали не нужны. А что мы делаем с теми, кто нам не нужен?

– Пускаем на биотопливо! Пускаем на биотопливо!
– Стала кричать и бесноваться толпа на трибунах. Судья Оиб успокаивающе поднял руку, и едва зал притих, продолжил:

– Простите вы нас или не простите, уважаемые шахтеры, но в данный момент это не имеет никакого значения! Прямо сейчас подобные приговоры выносятся всем бывшим шахтёрам. Одновременно во всём мире! Что-то около четырёхсот миллионов человек. Но зато наши запасы биотоплива увеличатся многократно! Вы, уважаемые, послужите великой цели: увеличению наших топливных запасов! Толпа на трибунах взревела от восторга, а судья, благосклонно улыбаясь, стал раскланиваться направо и налево!

Я слушал все эти словеса и рёв трибун и покрывался холодным потом: это же я сам придумал! Я сам описал в своей книге!

Тогда для меня это было лишь плодом фантазии, богатого воображения, безобидной детской шалостью!.. А сейчас я видел лица приговоренных, их остекленевшие глаза, гримасы полной безысходности на лицах! Страх пополам с животным ужасом возник в моём сознании: это что же? Меня сейчас не станет!?. Но я не хочу умирать! Я ещё слишком молод и ещё не жил по-настоящему!! Мне нельзя умирать!!! Нужно было что-то делать, ну не поддаваться же обстоятельствам и стоять привязанным к какому-то дурацкому ложу! Нет, надо бороться за свою жизнь!

Я попытался вырвать руку, и к моему удивлению, это получилось! Ещё одним усилием я разогнул металлическую пластину, ограничивающую свободу движения рук, и сорвал со рта липкую ленту. Судья заметил мои действия и хотел что-то сказать, но я не дал ему такой возможности:

– Судья Оиб, Я протестую!
– Слова давались мне с трудом: тело еще не оправилось от удара электрошокером.
– Во-первых, я не шахтёр! А во-вторых... Да вы знаете, кто я?

– Конечно знаем! Вы - Максим. Житель старого мира. Нам придётся вас немного огорчить, но вы нам тоже не нужны...

– Как это я не нужен?!. Что значит - не нужен?!. Да я в прошлом был писателем! Это я написал книгу про этот мир, уж это-то вы должны знать!

– Мы это знаем. Мы даже благодарны вам за этот мир, но мы следуем его правилам! Кстати, придуманным вами, как вы правильно изволили это заметить... Тест, который вы прошли, точно и абсолютно безошибочно указал нам, кто вы такой, и что вы ни на что у нас не годны!

Я буквально захлебывался потоками возмущения, но осознавал (где-то на заднем плане сознания), что это моё возмущение скорее похоже на крик и вопли маленького и жалкого ребенка, чем на продуманный и аргументированный протест... Это осознание породило панику, и я стал нести какую-то чушь:

– Но есть же писатели, кто пишет бред, о всяких там вампирах или оборотнях, или пошлятину натуральную! Я же всегда писал строго о социальных проблемах! Они всегда важны, в любом обществе!

В это время на трибунах воцарилась гробовая тишина, и в ней голос судьи Оиба звучал ещё более насмешливо и безапелляционно.

– В том-то и беда, человечек Максим. Ты писал о социальных проблемах, но в нашем мире их больше нет. Зачем писать о том, чего нет? Чтобы какие-нибудь люди, которые не знают, о том, чего нет, узнали, и кто-то вдруг совершил подобное?.. Ну, уж нет! Нам понадобилось более восьмисот лет для избавления от этой чумы: инакомыслия! И вот он, грандиозный результат: Четыре миллиарда никчёмных людишек, этого генетического мусора, уже пущены на биотопливо! Неужели, Максим, ты не рад этому результату?

Четыре миллиарда!!! Голова отказывалась переваривать эту необъятную цифру. И потом, такого, именно такого, я не писал и даже представить не мог, что столько людей станет жертвой моего романа! Не мог даже предположить, что мои мысли и рассуждения могут столь широко материализоваться и привести к таким последствиям!.. И ужас наполнил мою душу: ведь это были живые люди! Те же шахтёры, что висят рядом со мной! Сейчас они проклинали все на свете, а главное, они проклинали меня! Меня, зная, кто я, зная, что они все - плод моего разгулявшегося воображения! Где-то в глубине моей души начали пробиваться ростки жалости и сострадания к этим людям. Во мне вдруг заговорила совесть, может быть впервые, с момента моего появления здесь! Убийца, страшнее которого никогда еще не видела история! Все диктаторы, даже вместе взятые, уступят мне в жестокости и человеконенавистничестве! Как же это чудовищно звучит... Но... Но сейчас-то речь идёт о МОЕЙ жизни, сейчас МНЕ угрожает смертельная опасность!.. И я попытался ухватиться хоть за маленькую дощечку, соломинку, чтобы остаться наплаву в разбушевавшемся океане безумия и несправедливости!