Милость Келсона
Шрифт:
— Ну да, нынче действительно жарко, и я ничуть вас не порицаю, — сказала Джехана, улыбаясь в ответ, и лишь после того переводя взгляд на Риченду и узнавая ее наконец; Риченда тоже встала при приближении королевы.
— Вы! — прошептала Джехана, слегка задохнувшись.
Риченда склонила голову и присела в глубоком придворном реверансе.
— Ваше величество…
— Ваше величество?! — испуганно повторила Росана, резко поворачиваясь к Риченде.
— Джехана Бремагнийская, мать нашего короля, — мягко пояснила Риченда, не отводя глаз
Когда на мгновение утратившая дар речи Джехана наконец перевела взгляд с Риченды на ошеломленную Росану, которая как раз пристраивала на место головой убор, спеша изо всех сил, Риченда вежливым жестом предложила королеве сесть на кушетку у окна, где только что сидела Росана. Королева предпочла бы отказаться, но Риченда ощущала почти извращенное наслаждение, приглашая Джехану присоединиться к ним.
— Прошу вас, побудьте с нами, ваше величество, — сказала она. — Возможно, вам захочется еще послушать стихи. Наряду с более традиционными текстами Росана декламировала отрывки из сочинения великого Орина. Он был Дерини, как и мы трое.
Джехана громко сглотнула, и ее кожа стала почти такой же белой, как ее платье, и выглядела она так, словно готова была броситься бежать со всех ног; ее зеленые глаза испуганно метнулись к молчащей Росане, потом снова к Риченде.
— Но… она же монахиня! — прошептала наконец королева, яростно встряхнув головой. — Она не может быть Де… Она просто не может быть!.. Они не могут верить…
Риченда приложила все силы, чтобы не дать вспыхнувшему в ней гневу выплеснуться наружу.
— Почему же нет? Потому что вам так хочется, не так ли? Что заставляет вас думать, что только вы способны на веру?
— Это совсем другое дело, — слабым голосом произнесла Джехана. — И вы это знаете. Я обратилась к Церкви для того, чтобы мне помогли избавиться от того зла, что живет во мне; вы же своим злом гордитесь.
— Нет, мадам! Мы гордимся тем, что находимся в более близком родстве с Творцом, чем другие, — ответила Росана. — Вы же и сами были очарованы стихами Орина…
— Стихи Дерини! — огрызнулась Джехана.
— Стихи, которые казались вам безупречными и прекрасными, пока вы не узнали, кто их автор, — возразила Риченда. — Неужели вы боитесь, мадам, что будете прокляты только потому, что послушаете их? Уверяю вас, если бы было возможно обрести преимущества нашей расы благодаря простому чтению стихов Дерини, — на каждом квадратном метре этой страны сразу же зазвучали бы строки Орина! Но — увы! — для тех из нас, кто должен продолжать бесконечные попытки доказать самим себе, что они являются искренне верящими и честными слугами того же самого Бога, которому служит другие, все обстоит не так просто!
— Ваши слова — богохульство! Я не стану вас слушать! — нервно забормотала Джехана, крепко зажмурив
— А, вы убегаете от правды, мадам! — продолжила Риченда, теперь уже не на шутку разгневанная. — Но вы не сможете убежать от Него, создавшего всех — и людей, и Дерини!
— Лучше бы Он этого не делал! — всхлипнула Джехана.
— А если бы Он этого не сделал, — гремела Риченда, — тогда бы и вас не было! Не было бы ни вас, ни меня, ни вашего сына… и не было бы Бриона Халдейна, за которого вы вышли замуж! Почему вы считаете себя обязанной преследовать нас, Джехана? Почему вы преследуете самое себя?!
Последнее обвинение оказалось совершенно невыносимым для Джеханы. Слезы ручьем потекли по ее лицу, и она стремительно выбежала из комнаты, едва не сбив с ног Конала, который как раз собирался постучать в дверь. Изумленный Конал оглянулся через плечо ей вслед, потом осторожно постучал по краю ширмы; стремительные шаги Джеханы затихли за поворотом коридора. Конал, одетый в кожаный костюм для верховой езды, держал в руке письмо, запечатанное алым воском; изумленное выражение быстро сбежало с его лица, сменившись легким удивлением, а потом пониманием, когда он, в ответ на приглашение войти, сделал шаг в комнату и увидел Риченду, все еще стоявшую возле ткацкого станка у окна.
— Милостивый боже, что вы такое сказали моей тетушке, почему она бежала со всех ног? — весело спросил Конал, отвешивая Риченде короткий поклон. — Можно подумать, за ней гнался демон, а то и не один!
— Нет, это всего лишь те демоны, которых она сама впустила в свое сердце, — усталым голосом ответила Риченда. — Иной раз я думаю, что мы сами создаем свой собственный ад, прямо здесь, на земле, и нам ни к чему те черти, что ждут нас в загробной жизни. Ну, довольно об этом. У тебя какое-то сообщение для меня?
— О, да… и тот, кто его доставил. Извините, что я к вам ворвался, но там, во дворе, болтается какой-то человек, коробейник… он утверждает, что у него письма от Ройхаса. Он говорит, что его зовут Людольфус… вы можете поверить в такое? Честно говоря, он выглядит как самый настоящий бандит… что-то вроде мавра, что ли… но он уверен, что вы узнаете эту печать. — Он взмахнул письмом, которое держал в руке, и, усмехнувшись, протянул свернутый в трубку лист пергамента Риченде — и тут же снова поклонился, заметив в оконной нише Росану.
— Ну, в любом случае, он не дал мне другие письма, — продолжил Конал, теперь уже более сдержанно, поскольку присутствие Росаны его слегка смутило. — Он настаивает на том, чтобы самому передать их вам. Вы хотите его видеть?
Риченда провела кончиками пальцев по печати и улыбнулась, снова усаживаясь к ткацкому станку, — она заметила, что Росану весьма смутили восторженные взгляды Конала.
Печать и в самом деле была Ройхаса, но… Людольфус, скажите на милость! Ломая печать, Риченда отчетливо представляла, какой именно посланник действительно был отправлен Ройхасом, и это был вовсе не коробейник Людольфус!