Милый друг, товарищ покойника
Шрифт:
Значит его действительно звали Костей?! Ну и что? Ничего это не меняет.
В комнате зазвонил телефон и тут же, словно этот же звон эхом отозвался в голове.
Я поднял трубку.
– Ну наконец! Привет! – ворвался в мое ухо радостный голос Лены-Вики. – Куда ты пропал? Я тебе уже несколько дней звоню!
– Уезжал, – соврал я.
– Хочешь, чтобы я приехала?
– Хочу, но я больной, простудился…
– Ничего, зараза к заразе не пристает. Через часик буду!
Я вернулся на кухню, положил костины бумаги в кулек и сунул его в кухонный пенал.
Лена приехала раньше, чем обещала.
– Смотри,
Она пыталась лечить меня любовью, но в результате действительно заразилась и мы вдвоем лежали и «умирали» на разложенном диване, по очереди кашляя и меряя температуру. Правда вдвоем болеть было легче. Лена успевала не только болеть, но и готовить еду, поить себя и меня чаем с медом.
Проболели мы почти неделю и дело пошло на поправку.
– Мои, наверно, все морги уже обзвонили! – предположила она однажды вечером.
– Так позвони им, скажи, что живая!
Лена нехотя набрала номер. Сказала действительно только: «Привет, я живая. Пока!». И положила трубку.
Потом вызвалась сходить в гастроном – все съедобное в доме было уже съедено.
Ужинали мы почти в полночь. С мясом и вином. После вина я потянулся к ней, но она, ответив на поцелуй, встряхнула меня и словно поставила на место.
– У меня начались выходные! – сказала она и я все понял.
Спали мы снова вместе, обмениваясь теплом.
За окном дул сильный ветер. Иногда дрожали оконные стекла. Мне снилась метель.
Скоро ведь выпадет снег и при таком ветре он будет больно бить в лицо.
Я спал некрепко, и мысли, сотканные из ностальгии и романтики, ласкали мозг, давая ему богатую пищу для сновидений.
20
Наступил первый ноябрьский вторник.
– Поболели и хватит! – сказала после завтрака Лена.
Она оделась, собрала свои вещи в маленький кожаный рюкзачок и, бросив на ходу: «Скоро позвоню!», вышла из квартиры. На лестничной клетке она обернулась, улыбнулась и чмокнула тонкими губками то небольшое расстояние, разделявшее нас.
Я опять остался один. Простуда прошла, Лена уехала.
Начиналась зима.
Уже пару раз выпадал первый пробный снег. Выпадал и таял.
А я смотрел в окно и чувствовал, что выпал из времени. Надо было догнать это время. Но как?
Самый простой способ оказался для меня и самым приемлемым: я пошел в читальный зал ЖЭКовской библиотеки и, сидя рядом с любознательным пенсионером принялся листать подшивки газет за последние пару недель. На последней странице «Вечернего Киева» мне бросилось в глаза укутанное в черную рамку соболезнование бывшему главному инженеру завода имени Артема Шустенко Николаю Григорьевичу в связи с трагической гибелью его сына Константина. Я нашел «Киевские ведомости» за это же число и там уже прочитал гораздо больше об известном мне событии. Было указано и место, и предпологаемое орудие убийства. Только версия, выдвинутая газетой, была далека от реальной. Судя по всему милиция тоже считала, что Костю убили в наказание отцу, который, как выяснилось из этого же репортажа, был не просто бывшим главным инженером, а действующим директором НБН – Независимой Биржи Недвижимости. До этого кто-то пытался взорвать его машину, два раза поджигали двери квартиры. Цепочка
Прочитал я криминальную хронику Киева и за другие дни – все то же самое: убийства, взрывы, разборки. Обычная ежедневная жизнь большого города.
Теперь я точно знал – в Киеве за время моей болезни ничего особенного не произошло. Только погода вносила разнообразие – снова пошел снег.
Я вспомнил о том, как я не собирался дожить до этой зимы, до первого снега. Это вызвало у меня грустную улыбку.
Дожил ведь! Только можно было бы дожить проще, без этой диковатой истории, которая так плохо, но при этом еще и так хорошо для меня, кончилась.
В знак своей живучести я решил поехать в кафе на Братскую.
Там было безлюдно. Только сидела в углу уже виденная здесь однажды смешноватая девченка в черной кожаной кепке и в той же коротковатой серосиней китайской курточке. Между ее стулом и стенкой стояла большая папка.
– Художница! – подумал я.
Подошел.
– Извините, «Кеглевича» не желаете?
Она с любопытством подняла на меня взгляд.
– Желаю, – сказала. – И шоколадку, если можно.
Я взял ей и то, и другое. И себе взял еще сто грамм. Подсел к ней для разговора, но разговора не получилось. Она довольно быстро выпила водку, а шоколадку спрятала в карман и стала собираться.
– Мне ехать далеко, я на Борщаговке живу, – объяснила она свою поспешность.
Правда, я успел узнать ее имя – Аня. Она была дипломницей худинститута. Когда-то мне говорили, что в этот институт нормальных не берут. Теперь я был готов с этим согласиться. Только с одним небольшим дополнением – ненормальные люди всегда интересней нормальных. С ними не бывает скучно, с ними может быть опасно, но не скучно.
«Кофейница» стала меня выпроваживать в половину седьмого.
– Что я, из-за одного тебя буду здесь сидеть?! – она развела руками.
Я согласился с ее доводом и вышел.
На улице шел снег.
21
Бывшие ноябрьские праздники прошли незаметно. Только вечером восьмого, входя в свое парадное, я наткнулся на выпившего ветерана, позвякивавшего медалями у лифта. Он так и остался стоять на лестничной площадке первого этажа. Последний из могикан.
Зайдя с холода домой, я вдруг понял, что похолодало не только на улице. В квартире было не намного теплее. Сильный сквозняк, пробивавшийся сквозь незаклеенные оконные рамы, уже в коридоре превращался в воздушный поток, со свистом прорывающийся наружу через закрытые, оббитые черным дермантином двери.
Я сбросил пуховую куртку и сходу взялся за утепление своего жилища. В прошлом году рамы были заклеены еще в начале октября, но тогда хозяйством командовала жена. Командовала негромко, но легче было сделать то, что она хотела, чем выдерживать потом ее надутое молчание. В этом году зима застала меня врасплох и в одиночестве. Одиночество, правда, было переменным, как ток. Приходила иногда Лена-Вика, оставалась на несколько дней. Потом на несколько дней исчезала, и снова звонила и сообщала радостным голосом, что выезжает.