Милый друг
Шрифт:
– «От Туниса до Танжера».
– Превосходно.
Дю Руа пошел искать в комплекте «Французской жизни» свою первую статью «Воспоминания африканского стрелка», – ей только надо было дать другое название, кое-что изменить и подправить, а так она вся целиком могла сослужить службу, ибо в ней говорилось и о колониальной политике, и о населении Алжира, и о походе в провинцию Оран.
В три четверти часа статейка была переделана, подштопана, приведена в надлежащий вид, подновлена и сдобрена похвалами по адресу нового кабинета.
– Чудесно,
К обеду Дю Руа, в восторге от проведенного дня, вернулся домой; неудача в церкви Трините его не смущала: он чувствовал, что выиграл партию.
Мадлена ждала его с нетерпением. Когда он вошел, первыми ее словами были:
– Тебе известно, что Ларош – министр иностранных дел?
– Да, в связи с этим я уже дал статью об Алжире.
– Какую статью?
– Ты ее знаешь, – первую, которую мы писали вместе: «Воспоминания африканского стрелка»; я ее просмотрел и выправил так, как того требуют обстоятельства.
Мадлена улыбнулась.
– А! Да, это именно то, что сейчас нужно, – заметила она и, помолчав, прибавила: – Я думаю о продолжении, которое ты должен был написать и которое ты тогда… бросил. Теперь нам есть смысл за него взяться. Из этого может выйти несколько отличных статей, подходящих к данному моменту.
– Прекрасно, – сказал он и сел за стол. – Теперь нам уж никто не помешает, – ведь рогоносец Форестье на том свете.
Это ее задело.
– Твоя шутка более чем неуместна, и я прошу тебя положить этому конец, – сухо проговорила она. – Ты злоупотребляешь моим терпением.
Он собирался пустить ей шпильку, но в это время ему подали телеграмму, содержавшую всего одну фразу без подписи: «Я совсем потеряла голову, простите меня и приходите завтра в четыре часа в парк Монсо».
Он понял, и сердце у него запрыгало от радости.
– Больше не буду, моя дорогая. Это глупо. Сознаюсь, – пряча в карман голубую бумажку, сказал он.
И принялся за суп.
За едой он повторял про себя эти слова: «Я совсем потеряла голову, простите меня и приходите завтра в четыре часа в парк Монсо». Итак, она сдается. Ведь это означает: «Я в вашей власти, делайте со мной, что хотите, где хотите и когда хотите».
Он засмеялся.
– Что ты? – спросила Мадлена.
– Так, ничего. Я встретил одного священника, и мне сейчас вспомнилась его толстая морда.
На другой день Дю Руа явился на свидание ровно в четыре. Все скамейки в парке Монсо были заняты изнемогавшими от жары буржуа и беспечными няньками, которые, по-видимому, не обращали ни малейшего внимания на детей, барахтавшихся в песке на дорожках.
Г-жу Вальтер он нашел среди искусственных руин, возле источника. С испуганным и несчастным видом она ходила вокруг небольшой колоннады.
– Как здесь много народу! – сказала она, прежде чем Дю Руа успел поздороваться с ней.
Он обрадовался предлогу:
– Да, это
– Но куда?
– Это безразлично, можно взять карету. Вы спустите штору и сразу почувствуете себя в полной безопасности.
– Да, так будет лучше. Здесь я умираю от страха.
– В таком случае ждите меня у выхода на внешний бульвар. Через пять минут я подъеду в экипаже.
И он помчался бегом.
Как только они остались вдвоем в экипаже, г-жа Вальтер тщательно завесила со своей стороны окошко.
– Что вы сказали извозчику? – спросила она.
– Не беспокойтесь, он знает, куда ехать, – ответил Жорж.
Он велел извозчику везти их на Константинопольскую.
– Вы себе не представляете, как я страдаю из-за вас, как я измучена, как я истерзана, – продолжала она. – Вчера, в церкви, я была с вами сурова, но я хотела во что бы то ни стало бежать от вас. Я так боюсь остаться с вами наедине! Вы меня простили?
Он сжимал ее руки.
– Конечно, конечно. Чего бы я вам не простил, – ведь я так люблю вас!
Она смотрела на него умоляющими глазами.
– Послушайте, вы должны обещать мне, что вы меня не тронете… и не… и не… иначе мы видимся в последний раз.
Сперва он ничего не ответил ей, но в усах у него пряталась тонкая улыбка, которая так волновала женщин.
– Я ваш покорный раб, – наконец прошептал он.
Тогда г-жа Вальтер начала рассказывать, как она, узнав, что он женится на Мадлене Форестье, впервые почувствовала, что любит его. Она припоминала подробности, даты, делилась с ним своими переживаниями.
Вдруг она замолчала. Карета остановилась. Дю Руа отворил дверцу.
– Где мы? – спросила она.
– Выходите из экипажа – и прямо в этот дом, – ответил Дю Руа. – Здесь нам будет спокойнее.
– Но где мы?
– У меня. Это моя холостяцкая квартира… я ее опять снял… на несколько дней… чтобы иметь уголок, где бы мы могли видеться.
Г-жа Вальтер вцепилась в подушку.
– Нет, нет, я не хочу! Я не хочу! – лепетала она в ужасе от предстоящего свидания наедине.
– Клянусь, что я вас не трону, – решительно проговорил он. – Идемте. Видите – на нас смотрят, вокруг уже собирается народ. Скорей… скорей… выходите. Клянусь, что я вас не трону, – еще раз повторил он.
На них с любопытством поглядывал содержатель винного погребка, стоявший у дверей своего заведения. Ей стало страшно, и она вбежала в подъезд.
Она начала было подниматься по лестнице, но Дю Руа удержал ее за руку.
– Это здесь, внизу, – сказал он и втолкнул ее в свою квартиру.
Заперев за собой дверь, он бросился на нее, как хищный зверь на добычу.
Она отбивалась, боролась, шептала: «Боже мой!.. Боже мой!..»
А он страстно целовал ее шею, глаза, губы, так что она не успевала уклоняться от его бурных ласк: отталкивая его, пытаясь избежать его поцелуев, она невольно прикасалась к нему губами.