Мимоза
Шрифт:
Мимоза никак не могла поверить своим глазам. Она никогда ещё не видела, не слышала и представить себе не могла подобного унижения! Прикоснуться к листу, с которого ел другой человек, значит оскверниться; прикоснуться к объедкам — немыслимая мерзость и нечистота. Даже несмысленное дитя не станет так оскорблять своих приятелей. А предложить подобное гостю… Мимоза была поражена и сидела молча. Такие же листья положили и перед её сыновьями. Они поняли всю горечь унижения, и на глазах у них показались гневные слёзы.
И тогда их мама поняла, что делать. «Не плачьте, мальчики, — тихо проговорила она и нежно погладила по плечу возмущённых ребятишек, которые уже были готовы вскочить и навсегда покинуть негостеприимный дом. — Нам нужно быть терпеливыми и кроткими. Зачем расстраивать пиршество?
Но на сердце у неё было горько и тяжело. Как только представилась возможность уйти, не вызвав скандала, они с мальчиками выскользнули за дверь и без остановки прошагали до дома целых пятнадцать миль. Мимоза боялась даже зайти к знакомым перекусить, чтобы пылающий внутри неё гнев не излился в словах, которые лучше оставить при себе. Придя домой, они тщательно вымылись, как будто пытаясь смыть даже воспоминания о том, что произошло, и все вместе сели ужинать. Трапеза их была скромной, но в доме царили любовь и нежная предупредительность, и мальчики, всё ещё кипевшие от уязвлённого самолюбия, наконец утешились.
Но муж всё-таки не удержался от упрёка: «Ведь говорил я тебе, не ходи туда!» Сердце Мимозы откликнулось на его слова горестным вздохом. И правда, лучше было бы не ходить!
Той ночью ей пришлось сражаться в одиночку.
Она прекрасно понимала, что означала эта грубость и все остальные оскорбления. Это было публичное унижение, непростительное с точки зрения обыкновенного индийца. Такое не забывается никогда. Не знаю, с чем это можно сравнить в нашей стране. Представьте, что на пышном банкете перед одним из гостей ставят тарелку с чужими объедками и кладут рядом грязную вилку и захватанный нож. Уже одно это просто неслыханно и невероятно грубо. Но здесь обида была ещё глубже, ещё больнее. Здесь ко всему прочему добавлялся ещё и религиозный подтекст. Ритуальное осквернение мерзко в глазах индийского народа. Мимоза задыхалась от слёз, вспоминая о своём маленьком Майиле, которого брат с невесткой даже не потрудились навестить, когда он лежал при смерти. Она пошла к ним, чтобы утешить их в такой же скорби, уже одним этим как бы говоря им: «Я прощаю вас. Давайте будем друзьями!» Они знали, что означает её приход, и вот как ей ответили.
Она вспомнила, как когда-то они отказались одолжить ей две рупии. Она давно простила и эту обиду. Но что толку прощать? Терзаясь до самой глубины души, она пылала от стыда, ещё и ещё раз переживая прошедший день в глухой темноте ночи. Неужели они поступили с ней так, потому что она не такая, как все, потому что она любит христианского Бога? Но ведь они и сами называют себя христианами! Так почему же они так унизили и оскорбили её?
Неужели это всё из-за того, что на ней не было украшений? Из-за того, что она не потрудилась даже занять несколько драгоценностей под залог? Все вокруг посчитали бы такой поступок простой вежливостью, но Мимозе это показалось бесчестным.
Христиане! Почему они так не похожи на своего Бога? Всего в пяти милях от того места, где она лежала сейчас в слезах, жил искренне верующий человек, пастор христианской церкви, милостивый ко всем вокруг и такой же кроткий и нежный, как его Господь. Тут же неподалёку жили, по меньшей мере, две или три женщины-христианки, которые непременно поделились бы с Мимозой Господней любовью, если бы она могла с ними познакомиться. Но все они были людьми другой касты и без приглашения не могли даже придти к ней в деревню. Она же ничего о них не знала, как и они ничего не знали о ней, ибо порой в доме самого ближнего к нам соседа кроется целый неведомый мир, и пять миль становятся бесконечным расстоянием. Мимоза помнила ту старуху-христианку, посланную к ней в дни нужды. Она воистину была для Мимозы как ангел Господень. Да, но неужели это и есть то, что тогда было ей обещано? «Он будет указывать тебе дорогу даже в самых малых и незначительных делах». Неужели это Он повёл её в тот бессердечный дом, где их так ужасно оскорбили? Перед её глазами вновь встала унизительная картина, и в сердце опять поднялась волна горячего, обжигающего стыда.
Ну почему, почему человеческие сердца бывают такими жестокими, такими недобрыми? До сегодняшнего дня она не испытывала такой дикой боли и обиды, и спокойная сдержанность, которую она так мучительно сохраняла всё утро и весь день, сломилась под грузом тяжкого горя, окатывающего её всё новыми и новыми волнами. «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя»*. Знай она эти слова, они звучали бы сейчас в её сердце, полном тоски по потерянному сыну, обиды за нанесённое оскорбление и одиночества среди людей, которые не могли её понять. И теперь вдобавок ко всему этому она почувствовала, как внутри поднимается ещё одно новое страстное чувство. Что ей делать с этим пылающим гневом? Разве сердиться — это хорошо? Разве она не должна прощать обиды? Но как, как простить то, что произошло сегодня?
Наконец — неожиданно и внезапно — она вспомнила своего Господа.
Я вспомнил о Тебе — и позабыл
Всё, что мне душу горестно теснило.
Как будто в мире только Ты один,
А горе и тревоги отступили.
Кругом, везде я видел лишь Тебя,
К Тебе прильнул в немыслимом блаженстве,
И на Твоё взирая совершенство,
Забыл тоску, терзавшую меня,
Затих и погрузился в тишину…
* Иона 2:6
Да, это так, это правда! Всякий, кому известно это утешение, может подтвердить, что так оно и есть. Ведь Его тоже оскорбили в доме друзей и братьев, и Он не отвратил лица Своего от такого позора, перед которым бледнеет и меркнет любой самый жгучий, самый унизительный человеческий стыд. И хотя Мимоза ничего не знала обо всём, что с Ним произошло, в ту ночь Он был рядом с ней. Стоило ей подумать о Нём, как тут же Он оказался рядом. Одна лишь мысль, и Он сел рядом с нею и смягчил острые углы обиды, изливая на неё утешение, покой, нежную заботу до тех пор, пока душа её не утихла. Она собрала в себе решимость простить обидчиков — и заснула.
Глава 20 Дитя благословения
Ребятишки Мимозы — весьма темпераментные и очень милые создания. Её старший сын выглядит задумчивым и степенным; малыш, родившийся вслед за Майилом, — кроткий и хрупкий, как нежный цветок. И, наконец, четвёртый сынишка, настоящее сокровище. С первого же взгляда мы назвали его Проказником.
Если четвёртый ребёнок в семье рождается мальчиком, это считается большим благословением. Все знают, что, если пятой рождается девочка, а четвёртым мальчик, они приносят в дом великую удачу. Горе тому дому, где четвёртой рождается дочка, а пятым сын. Ибо это дети дурного предзнаменования, проклятые богами с самого рождения; они приносят несчастье всем своим родным и близким. С самого начала Мимоза почти не спускала глаз со своего Благословенного четвёртого сынишки и не расставалась с ним ни на один день. Он был для неё светом очей и радостью сердца.
Накануне того дня, когда он родился, ей было тоскливо и тяжело. Её муж свалился от лихорадки в далёком городе, и она никак не могла пойти к нему. Напрасно она терзалась, отчаянно думая, как бы ему помочь. Она просто ничего не могла для него сделать, и душа её опустилась во мрак и потеряла надежду. Это был один из самых чёрных дней её жизни, нигде вокруг она не видела ни одного лучика света. Она пыталась молиться, но не нашла слов. Она могла лишь поднять глаза в темноту и сказать: «О Господи, Господи!»
Потом она заснула, и ей приснилось, что у неё под боком на подстилке лежит новорождённый малыш, Благословенный сын удачи. Он спал рядом с ней, живой, здоровый, радующий глаз.
Она смотрела на него с любовью и нежностью и вдруг увидела, как из-под ребёнка выползла змея, на мгновение обвилась вокруг него, а потом неслышно скользнула к выходу, проползла под дверью и скрылась. Когда она рассказала о своём сне соседкам, все они единодушно стали уверять её, что это самый что ни на есть благоприятный знак. Ведь змея — это не кто иной, как Сатурн, бог несчастья и невезения. Уже много лет он донимает её семью. Разве нет? А откуда же тогда все эти тяготы, болезни, нищета, смерть Маленького Павлина? Но теперь всё переменится, потому что Сатурн покинул её дом.