Минимальные потери
Шрифт:
Вот так, раненная и под лекарственным кайфом, Эрика и проболталась в открытом космосе, любуясь искристой потрясающей красой Млечного Пути и голубовато-жемчужной Новой Германией, плывущей где-то далеко-далеко под ногами, пока ее товарищи добивали в молекулярную пыль остатки астероидного роя.
Через два с четвертью часа двое пилотов уже освободились и смогли приступить к вылавливанию и спасению терпящей бедствие коллеги. Операция была отработана до мелочей на бесчисленных тренировках, а посему прошла успешно, и вскоре Эрика оказалась на борту линкора, где ею
Туда же чуть позже был отбуксирован и ее разбитый, потерявший ход и управление «космический охотник».
Кусок жизни, длиной в несколько часов, выпал из памяти Эрики. А когда она вынырнула из снов в реальность, то обнаружила себя на койке корабельного лазарета с тщательно и аккуратно перебинтованной грудью и дремлющей рядом в кресле верной Тарсой Уругвато. Эрика совсем уж было собралась окликнуть своего денщика, как девушка открыла глаза.
– Здравствуйте, госпожа, – сказала она и улыбнулась. – Извините, что я заснула.
– Привет, Тарса. Ничего страшного. Давно ты тут сидишь?
– Сутки. Как вы себя чувствуете?
– Вроде неплохо, – ответила Эрика, прислушавшись к собственным ощущениям. – Грудь немного побаливает, а так – ничего.
– Метеор прошел навылет, – сообщила Тарса. – Врач сказал, что жизненно важные органы не задеты, и через пару недель вы будете в полном порядке.
– Это хорошо, – промолвила Эрика. – А скажи-ка, Тарса…
Дверь напротив отъехала в сторону, и через порог шагнул длинный, рыжий и носатый командир эскадрильи обер-лейтенант Ганс Шефер.
Тарса Уругвато обернулась через плечо, вскочила, как подброшенная, щелкнула каблуками и вытянулась по стойке «смирно», прижав ладони к бедрам и оттопырив локти.
– Вольно, ефрейтор! – скомандовал обер-лейтенант и махнул рукой, показывая, чтобы денщик очистила помещение. – Свободна.
Тарса покосилась на Эрику, и та прикрыла глаза – иди, мол, оставь нас вдвоем.
– Есть быть свободной, господин обер-лейтенант! – отчеканила Тарса и, демонстрируя безупречную выправку, вышла из палаты.
– Хороший у тебя денщик! – сообщил Ганс, повалился в кресло и забросил ногу за ногу. – Заботливый.
– Не жалуюсь, – сказала Эрика. – Хальб литр, Ганс!
– Хальб литр! – командир сделал ленивое движение кистью, имитируя партийный жест.
Никто уже и не помнил, когда древнее нацистское приветствие «хайль Гитлер!» окончательно превратилось в пародийное дружеское «хальб литр!» [7] . Говорят, начало было положено еще до начала Большой войны при жизни фюрера теми, кто ради красного словца и статуса вольнодумца готов был рискнуть своей жизнью.
7
Halb Liter – поллитровка (пер. с нем.).
Затем, на Восточном фронте, в промерзших насквозь страшных окопах Сталинграда оно приобрело особое звучание.
После стало чем-то вроде символа особого армейского
И, наконец, здесь, на Новой Германии, за двести лет окончательно утратило смысловой налет фиги в кармане и перешло в разряд жаргонного приветствия всех нормальных военных, особо не замороченных изрядно заплесневелой уже идеологией Третьего Рейха.
– Если и впрямь принес, поцелую в носик, – сообщила Эрика. – Раненным в бою положено.
– Встрепенулась, птичка! – радостно констатировал Ганс и широко осклабился, демонстрируя крупные, хорошо отремонтированные зубы. – Хвалю.
– Мы не птички, мы осы, – привычно ответила Эрика. – И не трепещем, а жалим. Так принес или нет?
– Обижаешь! – воскликнул командир, после чего торжественно извлек из карманов и водрузил на прикроватную тумбочку плоскую бутылку кальвадоса и плитку шоколада. Натурального.
– Специально интересовался у врача, – сказал он. – Тебе можно. И даже нужно. Я имею в виду шоколад, хотя и кальвадос, уверен, не повредит.
Эрика не поверила своим глазам. Настоящий шоколад, приготовленный из бобов какао, был баснословно дорог, поскольку деревья рода Theobroma cacao, семена которых в числе прочих были привезены более двухсот лет назад на борту «Нибелунга», приживались в почве Новой Германии плохо, их выращивание и получение от них плодов было делом чертовски трудоемким. Гораздо дешевле обходилось изготовление шоколада синтетического, напичканного в целом теми же веществами. Его, в основном, и производили, и потребляли. Испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие, когда удавалось попробовать шоколад настоящий. При этом кальвадос или, допустим, коньяк (не говоря уже о водке) в подобных ухищрениях не нуждались, поскольку и яблони, и виноград на Новой Германии прижились, как родные.
– Спасибо, – сказала она растроганно, разворачивая обертку. – Шоколад – это чересчур.
– Ничего не чересчур. Ты мне жизнь спасла, между прочим. Стаканы где?
– В тумбочке. Ты преувеличиваешь.
– Нет, – Ганс полез в тумбочку, достал оттуда два чистых стакана, отвинтил крышку, налил в оба и спрятал на всякий случай бутылку в тумбочку. – Мы потом всей эскадрильей проанализировали ситуацию. Не открой ты вовремя огонь, этот каменный член прихлопнул бы меня в момент. Я и маму бы вспомнить не успел. Давай, – он обхватил стакан сверху, второй подал Эрике и подмигнул, – за твое скорейшее выздоровление. Чтобы гауляйтер не услышал.
Эрика взяла стакан точно таким же хватом, они глухо чокнулись, выпили. Ганс мощно втянул ноздрями воздух, выдохнул ртом:
– Хор-роший кальвадос.
– Ага, – Эрика бросила в рот квадратик шоколада, протянула плитку командиру. – Закусывай.
– Да ну, – покосился тот. – Это тебе.
– Не морочь мне голову, – поморщилась Эрика. – Бери, говорю. А то обижусь.
С причмокиванием пожевали шоколад. Затем Ганс налил по второй и выпили снова. На этот раз за удачу. Чтобы она и впредь не отворачивалась.