Минки М.О.Н-ки
Шрифт:
— А я экономный пулеметчик. Мне хватит, — громко прошептал боец.
— Все ясно. Там шустрый минер, здесь экономный пулеметчик: это не разведгруппа, а балаган какой-то. Куда уехал цирк, а клоуны остались? Ну тогда я пошел.
Вернувшись к ядру группы, состоявшему из четырех бойцов, я первым делом приказал связисту развернуть свой «Северок» и прокачать связь с узлом связи нашего батальона, который стоял в Ханкале. Мои часы уже показывали начало одиннадцатого ночи, когда, наконец-то, все бойцы ядра были ознакомлены со своей отдельной задачей.
Вместе со мной на центральных позициях находилось пять человек. Связист лежал в направлении тылового дозора с
Один из разведчиков по фамилии Антонов, кроме штатного автомата, даже был вооружен одноразовым огнеметом.
— Стрелял со «Шмеля»? — поинтересовался я у него.
— Да пока только носить приходится. Уже два месяца его таскаю. А стрелял только из «Мух».
— А откуда к нам попал? — шепотом спросил я его, ложась набок: вроде бы все стало на свои места и теперь можно было немного отдохнуть.
— Из самарской бригады. Призвали из Оренбурга, а сам родом из Ферганы, — так же шепотом ответил Антонов.
— Да, глобально мыслишь. А когда в Россию приехал?
— Окончил школу и сразу к тетке в Оренбург. Получил вид на жительство, а потом сразу в армию забрали, — прошептал боец.
— Не повезло. Хоть бы погулял на гражданке, — лениво сказал я.
— Один год я отучился в техникуме. Мне хватило, возразил Антонов.
— А я ведь тоже из-под Бухары. Окончил десять классов и уже десять лет мотаюсь по стране, — тихо пожаловался я на свою жизнь. Хоть задушевные разговоры с бойцами очень плохо влияют на внутреннюю дисциплину, но группа была не моя, да и с земляком можно было поболтать. — Раз в год езжу домой к родителям. Хочу их перевезти к себе, да пока некуда. Сам квартиру снимаю.
Мой собеседник немного оживился:
— А мои уже год как переехали туда же, к тетке. Сейчас живут в стареньком доме, который от деда остался. Ну а в Фергане продали за копейки квартиру и с одним контейнером уехали. Хорошо, что хоть вещи смогли увезти. За пятитонный контейнер столько денег сверху запросили!… Сам то-он стоит недорого, но местные жители свой бизнес наладили и за то, чтобы просто получить пятитонник или трехтонник дополнительные деньги выдаивают. Некоторые семьи продают за гроши дома, а всю мебель просто так оставляют, забесплатно. За билеты на поезд тоже надо переплачивать в два-три раза, так все вырученные деньги за жилье и уходят на переезд.
— Да я сам один раз на ихних таможенников нарвался. Пришлось отстегивать им за свое же добро, — вспомнил я. — Тогда они приняли закон, что все домашнее имущество, которое вывозится из тогда еще советского Узбекистана, является стратегическим сырьем. Бутылка хлопкового масла стала стратегической. Как же, без нее весь Узбекистан зачахнет на корню. Я даже видел, как местная таможня забрала у одной старухи белую материю, которую та приготовила себе на похороны. Бабка потом двое суток, пока ехала до Куйбышева, сидела и молча плакала. Издеваются над выезжающими, как только могут.
Антонов попросил разрешения закурить в кулак, но я коротко отрезал:
— Нет. Дым пойдет, да и ночники у них тоже есть.
Я встал и в ночной бинокль понаблюдал за окружающей местностью. Вокруг было тихо и спокойно. Когда я вновь лег на бок, Антонов продолжил:
— Ну эти таможни пошли
— Говорят, что там вся заваруха началась на базаре из-за банки клубники? — спросил я.
— Это все сплетни. Слишком уж там все было организовано. Они уже заранее знали кого именно выгонять, а тем более дома и машины забирать. Эти месхетинцы у нас ведь богаче всех жили. Вот на них и поперли.
— А я как-то ехал из Ташкента домой на поезде. Место попалось в плацкартном вагоне, да еще в последнем купе, рядом с туалетом. Ну сел я на нижнюю полку и закемарил слегка. Ночью спать не довелось — вот и уснул. И так сквозь сон слышу как напротив две узбечки подсели, и одна из них все про каких-то турок говорит. Турки да турки. Ну я глаза открыл будто бы проснулся и спокойно так в окно смотрю, а сам слушаю и вида не подаю, что понимаю их разговор. И вот эта тетка лет под сорок рассказывает своей знакомой как им стало хорошо жить в ферганской долине после того как узбеки выгнали оттуда всех турок. Я тут понял, что это она про турок-месхетинцев говорит, про погромы и как их выгоняли.
— Ну да. Эти события в мае были. Как раз под конец учебного года, — подтвердил Антонов.
— А я в июне ехал. Вот эта узбечка и рассказывает, как своему старшему сыну она захватила дом, который турки бросили со всей обстановкой и даже с «волгой» во дворе. Дом двухэтажный, с лепными потолками и балконом, садом и теплицей, мастерской и гаражом. А в комнатах цветной телевизор, холодильник большой, везде ковры. Перечисляет мебель, а у самой глазенки разгорелись опять, слюнка потекла. Аж противно было слушать. Вот закончила она про старшего, начала про среднего сыночка рассказывать. Вернее, как она и для среднего захватила турецкий дом со всей мебелью, холодильником, люстрами, коврами и опять машиной в гараже. Этого сына она сразу же женила, и теперь он живет в таком новом доме. Вот только ее младшенькому не повезло, ему досталась только новая машина «жигули»-восьмерка. Но ничего… Сейчас она устроила его на учебу в Ташкент. Приняли его в институт без экзамена как местного, коренного жителя. И вот сейчас она едет к себе домой. Вот какие хорошие времена для узбеков настали в их Узбекистане. А скоро еще лучше будет — опять кого-нибудь погонят. И тогда вместе со своими сыновьями и другими родственниками-мужчинами они опять что-нибудь отберут…
Я на минуту замолчал и прислушался в ночные звуки. Обстановка была нормальной.
Я спокойно сижу и смотрю в окошко. Ну щеку изнутри закусил, уже кровь течет, но сижу и молчу. Тут эта болтливая захватчица берет свой чайник и идет за кипятком. Потом возвращается, заваривает чай, и с такой радушной улыбкой говорит мне на плохом русском:
— Угощайтесь чаем, пожалуйста.
И протягивает мне наполненную наполовину, как положено подавать гостям, пиалушку с чаем. Я не беру и так вежливо говорю по узбекски: