Минус 32
Шрифт:
– Да что же за день такой сегодня, - в сердцах проговорил он. Попробовал включить зажигание. – Похоже, бензонасос не качает. Может быть, предохранитель полетел?
У Черемных в кармане опять зазвонил мобильник:
– Догадайся с трех раз: кто это звонит? Ну вот, я так и знал – Голубев. Что будем ему говорить? Что мы в пути?
– Нет, уж теперь говори все как есть. Не знаю, как долго мы поломку устранять будем. А вдруг не в предохранителе дело?
– Понял, - Черемных вздохнул. – Да, Александр Николаевич.
– Сереж, вы уже приехали?
–
– Вот уж не было печали. А я хотел вам сказать, чтобы вы не рассчитывали на легкую прогулку. По нашим сведениям, в окно проник «попаданец». Его фото сейчас вышлю тебе ммской на телефон. А вообще, я уже сейчас сам к вам выезжаю.
Тем временем Петров извлек из блока предохранителей предохранитель бензонасоса.
– Действительно, предохранитель сгорел.
– Так меняй.
– Поменяю естественно. Но возможно, проблема этим не решится. Предохранитель может снова сгореть. Он же не просто так полетел. Может, что-то с проводкой, может… Одним словом, как бы не пришлось нашу карету в автосервис отдавать. А что, шеф тоже сюда едет?
– Едет. Говорит, что «попаданец» у нас на объекте.
Петров присвистнул:
– Ну и дела. А я-то надеялся просто туда-обратно сгонять. Действительно, сегодня день не задался. Еще и дождь этот.
– О, а вот обещанная Голубевым ммс пришла. Фотография нашего «попаданца». Смотри. Некто Курочкин Федор Иванович…
Федька, уже одевшийся, достал из кармана куртки бумажник. Вынул из нее десятирублевую купюру образца 1961 года, протянул Николаю.
– Слушай, Коль, не в службу, а в дружбу. Может сгоняешь в нашу палатку, а? Водочки бутылочку купишь, а? А то я боюсь, как бы не простыть после купания.
– Опа, а с каких это пор ты меня стал за водкой посылать?
– Да понимаешь, что-то я теперь боюсь к людям выходить. А вдруг эту дамочку встречу, а она меня узнает.
– Ага, протрезвел значит, и осознал весь ужас от содеянного.
Федька картинно приложил руки к груди:
– Да я как-то не задумывался до тебя. А теперь пораскинул мозгами. Вдруг я и в самом деле уже в розыске? Мне теперь от шалаша далеко удаляться нельзя наверно. Здесь-то я в случае чего, сразу раз – и в 2017-й. И ищи ветра в поле, гы-гы-гы. Ну ты сходишь, а?
Николай повертел в руках купюру красного цвета с изображенным на ней профилем Ленина. Его все не покидало чувство нереальности всего происходящего. Казалось, вот сейчас он проснется – и все исчезнет: и Федька, и шалаш, и денежная купюра с Лениным. И очнется он под елкой на пруду в своем времени. Но все оставалось на своих местах и никуда не исчезало.
– Ладно, схожу так и быть. А закусочки взять?
– Возьми. На свой вкус что-нибудь. А еще рекомендую тебе лимонад взять. Ну, или там дюшес какой-нибудь, «Буратино». Это забытый вкус детства.
– А палатка в восемь открывается? Как и сейчас?
– В восемь. А сейчас, - Федька взглянул на свои «Командирские» часы с танком и со звездой, -
Путь от пруда до палатки Николай проделал минут за двадцать. Шел очень медленно, внимательно разглядывая все на своем пути. Нельзя сказать, что за минувшие тридцать два года здесь все кардинальным образом поменялось, но все же.
В его времени стало больше дачных участков, здесь на их месте пока еще шумит лес. Здесь пока не знают, что такое сайдинг и пинотекс, поэтому большинство домиков просто покрашены красками, в основном, зеленых и синих оттенков. Крыши у домиков преобладают шиферные или железные. Профнастил еще не появился, заборчики все деревянные или из сетки рабицы. Высоких заборов тоже пока нет. Ни в одном из домиков естественно нет спутниковых «тарелок».
Возле палатки с надписью «ПРОДУКТЫ» толпился народ. Действительно, в те годы очередь многие дачники занимали очень рано, чтобы быть в первых рядах к открытию в палатке. Продукты в палатку завозились ежедневно, и не в очень большом количестве, поэтому, как правило, часам к одиннадцати-двенадцати, они заканчивались, и палатка закрывалась. Более того, она еще вроде бы и не каждый день работала. Все это Николай естественно за прожитые годы успел подзабыть.
Палатка открылась совсем недавно. Человек тридцать стояло только на улице, наверно еще человек двадцать внутри палатки. Да уж, здесь часа два-три можно «проторчать». Бедный Федька долго будет своего «пузыря» дожидаться.
Николай всматривался в дачников, пытаясь разглядеть среди них своих знакомых. Но ни одного знакомого лица не увидел, хотя может они и были, но сколько же лет прошло. Как говорится: иных уж нет.
Последней в очереди стояла какая-то женщина лет пятидесяти, в серой вязаной кофте.
– Вы крайняя будете?
– спросил Николай.
Женщина молча кивнула. Николай также кивнул в ответ и встал в очередь.
«А чего я здесь столько времени стоять буду?» - подумал он.
– «Занял очередь – и ладно. Я лучше пойду пройдусь по родным окрестностям образца перестроечного 85-го года»…
Сначала Николай прошелся к станции. Вдоль дороги, ведущей к «Лесной», лес уже отсутствовал, его уже вырубили под участки, но самих участков пока еще не было. Платформа пока была еще одна, и путь только один. Шпалы еще старые, деревянные. Вторую колею сделают где-то к году 2003-му.
Николай поднялся на платформу. Народа на ней не было, очевидно ближайшая электричка будет не скоро. Окинул платформу взглядом: да, это старая платформа «Лесная» со старой вывеской, где каждая буква были отдельным элементом, бетонным заборчиком, но не секционным, а типа штакетника, еще не разоренными ласточкиными гнездами под козырьком платформы, расписанием поездов, написанным от руки, и… работающей билетной кассой (в начале 90-х кассу закроют). Если пройти вдоль железной дороги в сторону Москвы где-то около 500-700 метров, то можно выйти к дорожке на пруд, где в шалаше томится несчастный Федька.