Минуя полночь
Шрифт:
Гил потрепал по голове Бакстера и засмеялся над тем, что тот ему сказал. Потом они с Флетчером немного побоксировали друг с другом. Возможно, он живет и не только ради детей, подумалось Дори, но он ведь даже не представляет, насколько пустой и бесполезной может быть жизнь без них. Она совсем не удивилась, увидев, как он обернулся, подойдя к сараю, и посмотрел на дом, как будто почувствовал, что она за ним наблюдает.
Она и Гил Хаулетт походили на противоположные стороны луны, очень похожие, почти одинаковые, но вместе с тем совсем разные. Они вращались по одной и той же орбите, плыли сквозь время и пространство в одиночестве и ощущая
Но можно ли считать одиночество и желание достаточным основанием, чтобы нарушить хрупкое равновесие этой общей орбиты? Надо принимать во внимание уважение друг друга и возможную дружбу. Нужно подумать также и о впечатлительном подростке, и о малыше, стремящемся обрести новую мать. Достаточно ли здесь страсти и желания? Или для будущего нужны хоть какие-то гарантии?
Она назойливо напомнила себе, что будущее никогда не сулило ей никаких гарантий. Да и Гилу тоже, судя по всему. Когда-то, давным-давно, она тоже строила грандиозные планы относительно собственного будущего. Она полагала, что оно обязательно будет прекрасным. Теперь хотя бы этим Дори не страдала. Она слишком хорошо усвоила, что завтрашний день может вовсе не наступить. А если и наступит, может оказаться весьма далеким от заранее выстроенных планов.
Все, что на самом деле есть у человека, — это сегодня. Сегодня — это как полночь, когда понимаешь, что сумел дожить от вчера до завтра. Сегодня — это самый последний час, когда проверяешь свои личные возможности и силы, подзаряжаешься энергией, укрепляешь слабые места, находишь в себе силу и мужество перейти от мрачного вчера к яркому и светлому завтра.
Хорошо, когда все это так.
И, похоже, надежда — единственный ответ на все вопросы.
Без надежды человек не станет рисковать, не будут выиграны сражения, не появятся на свет дети. Впервые за долгие месяцы Дори ощутила в глубине своей души слабенькую надежду. Она все еще теплилась на самом донышке. Все равно что найти тлеющий уголек, пока еще горящий, скорее даже теплящийся, под пеплом и золой разрушенных надежд и мечтаний, того, во что она верила. Того, как она представляла себе свое собственное существование.
Она смотрела, как Гил с сыновьями уходит в сторону поля, и, хотя давно уже ее не посещало желание обрести семью и детей, собственных детей, \Дори вдруг поняла, что до сих пор надеется, надеется найти любовь, чувства, заботу. Надеется стать близкой кому-то, снова попробовать жить для кого-то.
Конечно, она не могла обещать Гилу или мальчишкам, что навсегда останется здесь, но разве не может она стать частичкой их жизни хотя бы на сегодня? У нее не может быть своих детей. Тело ее переломано и покрыто страшными шрамами и швами. У нее циничное сердце. Она может быть назойливой и настырной, чтобы добиться своего. Но разве из-за этого ее нельзя полюбить? Неужели ей ничего больше не остается?
Вот и пришло время разобраться в этом.
Поймав Бакстера на слове и вспомнив свои собственные медицинские познания, Дори поджидала, пока наконец школьный автобус не поднимет страшную пылищу на дороге и не привезет детей из школы домой. Как только она увидела, что автобус отъезжает, Дори сразу же бросилась вниз, уселась в машину и отправилась к Хаулеттам. Посмотреть на новорожденную малышку Эмили.
Ну конечно. Это был весьма слабый повод. Но она считала, что главное здесь то, что
— Привет, Бакс! Как дела в школе? — Она улыбалась, вылезая из маленького «Порше», и радовалась тому, что Бакстер летел к ней от самого крыльца, чтобы поздороваться.
— Привет! В школе все нормально. Знаешь что?
— Что?
— У Коринны Смитерс сегодня вывалился зуб. Он застрял в сосиске. На обеде. Она только разок укусила, и зуб выпал.
— Ух ты! Да, должно быть, сосиска была что надо.
— Нет, сосиска нормальная. Он просто очень раскачался. Она мне давала потрогать. — Он был страшно горд этим обстоятельством. Как будто это был элемент ухаживания за девочкой в детском саду. — Мои тоже скоро выпадут.
— И тогда у тебя будут большие крепкие зубки, верно?
— Угу. Как у папы и дяди Мэтью. И как у Флетча. А ты приехала посмотреть на малышку Эмили? Тебе уже лучше?
— Да и да. — Она оценила его догадливость и проницательность. Если бы ей пришлось самой произнести вслух этот довод, что, дескать, я — приехала — посмотреть — на — корову, в ее устах это прозвучало бы совсем не убедительно. — Как она поживает?
— Классно. Пойдем посмотрим, — ответил он, беря ее за руку. Совсем как накануне вечером, малыш потащил Дори в сарай.
— Какие гости! — вышел им навстречу Мэтью. — Куда это вы так спешите?
— Дори уже лучше. Она хочет посмотреть на теленка, — не замедляя шага, объяснил Бакстер.
— Добрый день, Мэтью, — воскликнула Дори, помахав свободной рукой.
— Поужинаешь с нами?
— Нет, спасибо, — крикнула она через плечо. — Я просто зашла взглянуть на теленка.
Господи, это действительно звучит совсем неубедительно.
— Еды хватит на всех. И еще одну тарелку поставить совсем не трудно.
— Спасибо, я правда…
— Посидеть за столом с красивой женщиной — для этого дома просто честь. Ты могла бы оказать нам такую любезность.
— Ну, если так, то с удовольствием, — рассмеялась Она, уже входя в сарай.
— Видишь? Смотри, правда она прелесть?
— Ну конечно, прелесть.
Дори было разрешено зайти в загончик и погладить сначала саму Эмили, а потом малышку Эмили. Теленок был чисто-начисто вылизан, тонкая шерстка на нем пушилась, а сено было совсем свежим и сладко пахло. От прошедшей ночи не осталось и следа. Когда Эмили замычала оттого, что рядом появились еще два живых существа, в этом звуке слышалось лишь беспокойство за их близость к новорожденному теленку, но не было боли и страха.
— Вот, — сказал Бакстер, вытягивая вперед указательный палец. — Попробуй засунуть ей в рот палец, и она подумает, что это сиська, и станет его сосать.
— А надо? — спросила Дори, невольно вздрогнув при слове «сиська», сказанном пятилетним малышом. Но он растет на ферме. Как же еще ему называть это? Да, ей многому придется научиться.
— Да не бойся, больно не будет, — рассмеялся он.
Вздохнув и изобразив на лице гримасу страха, она вытянула вперед указательный палец и медленно вставила его в рот малышки Эмили. Теленок обнял его большими розовыми губами, обвил внутри языком, подошел поближе и принялся усердно сосать. Когда Дори стала вытаскивать палец обратно, побаиваясь, что он просто оторвет ей всю руку, раздался громкий хлопок, как будто лопнул где-то поблизости воздушный шарик.