Мир без конца

Фоллетт Кен

— Разумеется, сейчас так, но все может перемениться.

Странные слова — муж-то еще жив, подумал Мерфин. Но подавленная горем Филиппа не думала об этикете и говорила то, что у нее на уме. Усилием воли она собралась и спросила:

— А вы? Вы женились вторично?

— Нет. — Мастер не мог сказать ей, что любит настоятельницу Кингсбриджа. — Хотя, думаю, женился бы, если бы встретил достойную женщину… и если бы та согласилась. Вы тоже придете к этому.

— Вы не понимаете. Вдове графа, не имеющей наследника, мужа назначит король. А он не станет считаться с моими желаниями. Ему будет важен

только очередной граф Ширинг.

— Да, вы правы.

Зодчий об этом прежде не думал, но понял, что навязанный брак особенно отвратителен вдове, которая в самом деле любит мужа.

— Но как же ужасно говорить о втором муже, когда первый еще жив, — спохватилась Филиппа. — Не знаю, что на меня нашло.

Олдермен погладил ее по руке.

— Я вас очень понимаю.

Дверь наверху открылась, и, вытирая руки, вышла Керис. Мерфину вдруг стало неловко, что он держит графиню за руку. Ему захотелось отбросить ее, но это было бы глупо, и он удержался, улыбнувшись Керис и спросив:

— Что больные?

Взгляд монахини остановился на их переплетенных руках, но она ничего не сказала и двинулась вниз по лестнице, развязывая повязку. Филиппа неторопливо убрала руку. Целительница произнесла:

— С огромным прискорбием сообщаю вам, миледи, что граф Уильям умер.

— Мне нужна лошадь, — буркнул Ральф.

Его любимец и умница Гриф совсем постарел. Конь растянул связки левой задней ноги, его лечили несколько месяцев, но теперь он вновь захромал, на ту же ногу. Тенч расстроился. В свое время Грифа молодому еще сквайру подарил Роланд, и с тех пор они были неразлучны: конь служил хозяину и во Франции. Гунтер может послужить еще для неторопливых объездов домена, однако с охотой покончено.

— Можно съездить завтра на рынок в Ширинг, — предложил Фернхилл.

Они на конюшне осматривали щетку [17] Грифа. Ральф любил конюшни. Ему нравился запах, сильные красивые лошади, общество мужчин с загрубевшими от физического труда руками. Это напоминало молодость, когда мир был таким простым. Лорд ничего не ответил Алану. Тот не знал, что у Фитцджеральда нет денег.

Сначала чума приносила ему барыши. Земля, обычно переходившая от отца к сыну раз в несколько десятков лет, теперь меняла держателей дважды в месяц, а то и чаще, и каждый раз он получал налог на наследство — как правило, лучшую скотину, но нередко и установленную денежную сумму. Однако потом земля пришла в упадок, ее никто не обрабатывал — не хватало людей. А еще упали цены, и доходы Ральфа — в деньгах и продуктах — резко сократились.

17

Щетка — волосы за копытом лошади.

Плохи дела, думал он, когда рыцарь не может купить коня. Затем припомнил, что сегодня в Тенч-холл с ежеквартальным оброком должен приехать Нейт Рив из Вигли. Каждую весну деревня была обязана сдавать лорду двадцать четыре годовалых барашка. Их можно продать на ширингском рынке и на эти деньги купить если не гунтера, то хотя бы верховую лошадь.

— Можно, — отозвался наконец Тенч. — Пойдем-ка посмотрим, не

приехал ли староста Вигли.

Зашли в зал. В этом женском царстве настроение у Ральфа тут же упало. Тилли у камина кормила трехмесячного Джерри. Оба не жаловались на здоровье, несмотря на юность Тилли. Ее худенькое детское тело резко изменилось: грудь, которую жадно сосал младенец, сильно пополнела, живот обвис как у старухи. Фитцджеральд не спал с женой уже много месяцев и, наверное, больше не будет.

Рядом с ней сидели сэр Джеральд, в честь которого назвали внука, и леди Мод. Родители сильно сдали, подряхлели, но каждое утро приходили из своего деревенского дома в усадьбу посмотреть на малыша. Мод говорила, что он похож на Ральфа, но тот сходства не видел. Увидев Нейта, лорд Тенч обрадовался. Горбатый староста вскочил со скамьи.

— Добрый вам день, сэр Ральф, — как-то виновато поздоровался он.

— Что с тобой, Нейт? — спросил тот. — Ты привел овец?

— Нет, сэр.

— Почему, черт подери?

— А их нет, сэр. В Вигли не осталось овец, всего пара штук, совсем старых.

Фитцджеральд не поверил своим ушам.

— Как нет? Их украли?

— Нет, но нескольких вам уже уплатили в качестве гериота, когда умерли держатели, а потом не нашлось желающих на землю Джека Пастуха, и зимой много подохло. Этой весной и за ягнятами некому было смотреть, те тоже передохли, и взрослые овцы тоже.

— Но это невозможно! — сердито крикнул Ральф. — Как жить знати, когда вилланы губят скот?

— Мы думали, что чума кончилась. Она замерла в январе и феврале, но теперь, судя по всему, вернулась.

Тенч невольно содрогнулся. Подобно всем уцелевшим, он считал, что Бог избавил его от чумы. Ведь не может же она вернуться. Нейт продолжал:

— На этой неделе умерли Перкин, его жена Пег, их сын Роб и зять Билли Говард. Осталась одна Аннет со всеми своими акрами, которые нужно возделывать, чего она, конечно, не может.

— Ну что ж, за земли нужно платить гериот.

— Заплатит, когда я найду держателей.

Парламент как раз проводил новый закон, который должен остановить разбегавшихся по всей стране батраков, требующих все более высокого жалованья. Как только ордонанс [18] станет законом, Ральф их вернет. Но, как он прекрасно понимал, даже тогда ему будет невероятно тяжело найти работников. Нейт продолжил:

— Полагаю, вы уже слышали о смерти графа.

— Как?! — опять пришел в ужас Тенч.

18

Ордонанс — королевский указ (в отличие от статута — закона, утвержденного королем по предложению парламента).

— Что?! — воскликнул сэр Джеральд. — Граф Уильям умер?

— От чумы, — уточнил староста.

— Бедный дядя Уильям! — всхлипнула Тилли.

Младенец что-то почувствовал и захныкал. Фитцджеральд попытался перекричать плач:

— Когда?

— Три дня назад.

Матильда вновь дала младенцу грудь, и он затих.

— Значит, графом стал старший сын Уильяма, — задумчиво рассудил Ральф. — Ему не больше двадцати.

Староста покачал головой: