Мир без конца
Шрифт:
Мерфин протиснулся к возлюбленной.
— Как глупо, — возмутилась дочь Суконщика. — В десять раз больше людей могли бы показать, что после проклятий Нелл с ними ничего не случилось.
Подмастерье пожал плечами:
— Люди верят в то, во что хотят верить.
— Ну, это простые люди. А вот епископ и аббат должны бы понимать — они получили образование.
— Мне нужно кое-что тебе сказать, — прошептал юноша.
Керис навострила уши. Может, сейчас она узнает причину его плохого настроения? До
— Что случилось?
Все громко рассмеялись на какую-то реплику Нелл, и архидьякону Ллойду пришлось несколько раз призвать публику к спокойствию. Когда стало чуть тише, Мерфин ответил:
— Не здесь. Пойдем куда-нибудь, где потише?
Керис уже было пошла, но что-то ее остановило. Всю неделю Фитцджеральд изводил ее своей холодностью, а теперь наконец решил поговорить и ждет, что она вскочит как по команде? Почему Мерфин должен решать, когда им говорить? Она ждала его пять дней. Почему бы ему не подождать часок?
— Нет. Не сейчас.
Он удивился:
— Почему?
— Потому что меня это не устраивает. Дай послушать.
Отворачиваясь, девушка заметила, что Мерфин обиделся, и тут же пожалела о своем выпаде; но слово не воробей, а извиняться дочь Суконщика не собиралась. Свидетели закончили. Заговорил епископ Ричард:
— Женщина, ты утверждаешь, что землей правит дьявол?
Керис была в бешенстве. Еретики поклонялись Сатане, считая, что он правит землей, а Бог — только небом. Полоумной Нелл такой сложной схемы даже не понять. Какой позор для епископа Ричарда поддерживать смехотворное обвинение монаха Мёрдоу.
— Засунь себе хрен в задницу! — крикнула Нелл.
Все засмеялись, довольные, что епископу досталось. Церковник пожал плечами:
— Ну что ж, если такова линия защиты…
— Кто-то должен выступить защитником, — заметил Ллойд.
Он говорил уважительно, но было очевидно, что ему не впервые корректировать действия епископа. Никаких сомнений, ленивый Ричард велел помощнику напомнить ему правила.
— Кто будет говорить в защиту? — осмотрев публику, выкрикнул он.
Керис ждала, но никто не вызвался. Девушка не могла позволить этому случиться. Кто-то должен открыть людям глаза на вздорность всей процедуры. Все молчали. Суконщица встала.
— Нелл сумасшедшая, — отчеканила она.
Все заозирались в поисках дурака, вставшего на сторону Нелл. Послышался одобрительный гул — Керис многие знали, — но никто особо не удивился. Эта особа вечно выкидывала какие-нибудь штучки. Аббат Антоний, наклонившись, прошептал что-то епископу на ухо. Ричард объявил:
— Керис, дочь Эдмунда Суконщика, говорит нам, что обвиняемая сумасшедшая. Мы пришли к этому выводу и без посторонней помощи.
Его холодный сарказм только
— Да она просто не понимает, что говорит! Кричит про дьявола, про святых, про луну и про звезды. Все это имеет не больше смысла, чем собачий лай. С таким же успехом вы можете повесить лошадь за то, что она ржет на короля. — Невольно презрительные нотки вкрадывались в ее голос, хотя она знала, что неразумно выказывать пренебрежение, обращаясь к знати.
Кто-то громко крикнул:
— Верно!
— Но ты слышала, люди свидетельствовали, что ее проклятия наводят порчу, — возразил Ричард.
— Я вчера потеряла пенни, — ответила Керис, — потом разбила яйцо, а оно оказалось тухлым. Мой отец кашлял всю ночь и не мог уснуть. Но нас никто не проклинал. Просто всякое случается.
Многие с сомнением покачали головой. Почти все считали, что за каждым несчастьем, крупным или мелким, стоят темные силы. Девушка потеряла поддержку. Аббат Антоний, осведомленный о ее взглядах — они не раз спорили, — спросил:
— Но ты ведь не думаешь, что Бога следует винить в болезнях, несчастьях, утратах?
— Нет.
— Тогда кого?
Керис повторила его маневр:
— А ты ведь не думаешь, что во всех невзгодах следует винить либо Бога, либо Полоумную Нелл?
— Почтительно говорить с аббатом! — прикрикнул архидьякон Ллойд.
Ему не сказали, что Антоний — дядя Керис. Горожане засмеялись, они-то знали чопорного аббата и его племянницу-вольнодумку.
— Я считаю, что Нелл никому не причиняет вреда. Да, она сумасшедшая, но совершенно безобидная, — закончила Суконщица.
Вдруг вскочил монах Мёрдоу:
— Милорд епископ, жители Кингсбриджа, други! Среди нас бродит зло, понуждая слабых ко греху — ко лжи, чревоугодию, винопитию, к гордыне и плотской похоти. — Людям нравились красочные описания Мёрдоу, которые под видом безоговорочного осуждения будили воображение яркими красками порока. — Но оно не может оставаться невидимым. — Монах повысил голос. — Как лошадь оставляет следы в грязи, как мышь на кухне оставляет крошечные следы в масле, как сластолюбец оставляет свое проклятое семя и во чреве обманутой девушки растет плод, так дьявол должен оставлять свои следы!
Все одобрительно зашумели. Люди знали, что имеется в виду. Знала и Керис.
— Слуг зла можно узнать по клеймам, которые оно накладывает на них. Ведь зло сосет их горячую кровь, как ребенок сладкое молоко из набухшей материнской груди. И как ребенку, ему нужен сосец, откуда сосать, — третий сосец!
Монах доводил публику до экстаза. Каждую фразу Мёрдоу начинал тихо, затем повышал голос, нанизывая один за другим щекочущие образы, и так достигал кульминации. А слушатели жадно внимали, затаив дыхание, и наконец взрывались одобрительными криками.