Мир без лица. Книга 1
Шрифт:
Дверь отворяется без всяких стуков и звонков с нашей стороны. Наверное, нас видели из окна. Или услышали за порогом. Но все равно кажется, что о нашем прибытии узнали каким-то мистическим путем.
В проеме возникает до странности современная девица. Куда уж современнее — черное шелковое платье с летящими кружевными рукавами, анкх [59] на шее, густо обведенные черным глаза на безвкусно набеленном лице. Гот.
— Урд все ждала, когда ты приходил, говорила, ты не уговорил Верданди, Верданди не приходила с тобой, а ждала нас в Красивой Руине! — выпаливает она в далеко не готической манере и замирает, разглядывая нашу троицу по-детски жадными глазами.
59
Египетский
Или здесь не говорят по-русски, или за то время, пока мы здесь торчим, Министерство образования провернуло-таки реформу языка. И все перестали понимать друг друга. Оттого и зовутся Неверно Понятыми.
Но кое-что из речи божественного гота я понимаю: Бог Разочарования должен был привести кого-то по имени Верданди (это я или кто-то еще?), но все не шел и некая Урд беспокоилась, что Верданди засела в Красивой Руине. По-моему, кандидат на это название — только один. Разваливающаяся усадьба в колониальном стиле, в которой мы посетили только одну комнату и одну темницу.
— Скульд, зови гостей в дом, не болтай в дверях! — протяжно басит голос из глубины дома.
И это могущественные божества моего несовершенного мира? Одна, узрев гостей, застывает с открытым ртом, как малолетняя деревенская девчонка, другая ее прямо при гостях отчитывает… Оттеснив плечом готическую Скульд, нахально прусь внутрь. А то милое, но несколько тормозное созданье в черных шелках еще полчаса будет на зрелище медитировать. Знаю я этих готов, они очень плавные.
— Вот ты и приходишь, Верданди, наша дорогая сестра! — поднимается мне навстречу крепкая старушенция в таком же готическом прикиде, только разноцветном и… настоящем. На ней добротная котта [60] поверх древней шафрановой камизы. [61] Такое ощущение, что я попала в XII век. Голова ее в лучших средневековых традициях замотана покрывалом, прячущим не только волосы, но и щеки, и шею до самого подбородка. Очень выигрышная мода. И не надо волноваться, что овал лица поплыл, а шея превратилась в гриф контрабаса.
60
Европейская средневековая верхняя одежда, скроенная по типу широкой туники, но с пришитыми к ней узкими рукавами — прим. авт.
61
Нижняя одежда, в основном полотняная, представляющая из себя также тунику с длинными рукавами, но достаточно узкую — прим. авт.
Но это соседство игровой и настоящей готики действует на удивление отупляюще. Я все еще стою, переводя глаза с одной хозяйки дома на другую, как Нудд, приятно улыбаясь, просачивается в комнату.
— Дорогие норны Урд и Скульд, счастлив приветствовать вас в вашем нынешнем прибежище! — кланяется он каким-то мудреным поклоном, заведя руку за спину. По всему видать — изысканность манер демонстрирует.
— Ты сопровождаешь сестру нашу Верданди? — величественно кивает ему старуха в покрывале. А юная готка, не обращая внимания на мужчин, буравит меня глазами.
Черт возьми, что происходит? Может мне кто-нибудь объяснить, кто эти, как их, норны? У меня это слово ассоциируется исключительно с садовыми вредителями.
— Верданди гневалась! — восхищается Скульд. — Гневалась и не хотела отвечать, пока не ответили ей!
Я бесцеремонно беру Нудда за локоть и разворачиваю лицом к себе. Именно для таких ситуаций он мне здесь и нужен: пусть расскажет, кто эти двое, почему так странно одеты, так странно говорят и так странно меня называют. Я отказываюсь считаться какой-то
Это не оскорбление. Но это — тяжкий груз, который я сама на себя взвалила. Я — Богиня Настоящего Времени. В троице норн [62] я — Верданди. Нудд, просветив меня, самую невежественную из богинь, насчет ее божественной функции, отвешивает мне столь же витиеватый поклон — с явным издевательским подтекстом.
Я обессиленно опускаюсь на скамью. Вся мебель здесь из темного дерева, простая, надежная и неудобная. Но гобелены по стенам невероятны. Я сижу и сквозь прищуренные веки разглядываю перенесенную на ковер игру синевы, зелени и золота, которых так много за стенами дома…
62
В скандинавской мифологии женские божества, определяющие судьбы мира, людей и даже богов. В «Прорицании вёльвы» и в «Младшей Эдде» названы три Норны — Урд («прошлое» или «судьба»), Верданди («настоящее» или «становление») и Скульд («будущее» или «долг»), живущие у источника Урд в корнях мирового древа Иггдрасиль — прим. авт.
— Сестра наша Верданди улетела духом, а тело оставила нам? — осторожно спрашивает Скульд.
— Я никуда не улетела… — медленно произношу я в ответ. — Я здесь и хочу знать: мне что, придется здесь остаться?
— Ты не можешь остаться, — рассудительно отвечает Урд. — Ты должна быть везде, чтобы знать настоящий мир и передавать нам, каков он.
Вот сейчас она говорит дело. И нормальным языком. А то до сих пор обе они были какие-то косноязычные.
— Мы не были косноязычные! — хохочет Скульд. Боже, она читает мои мысли! Или они обе? — Обе, обе! Ты была часть нас. А мы без тебя были оторваны от настоящего. У меня было только прошлое, у Урд — только будущее. Ты пришла — и пришло настоящее. Это хорошо! Целых два времени! Богатство… — и она мечтательно раскидывает руки в стороны, черные кружева взлетают ночными облачками.
— А почему у тебя нет будущего, сестрица Скульд? — осторожно интересуюсь я. — Ты же повелительница будущего, разве нет?
— Оно для меня — не будущее, — серьезно отвечает Скульд. — А для Урд прошлое — не прошлое. Оттого мы так и говорим. Странно, да?
— Но я же употребляю настоящее, прошедшее и будущее время, и ничего… — бормочу я, сбитая с толку. — Почему вы не можете?
— Привычка! — пожимает плечами Урд. — И хорошо помогает вести странные речи. Люди нас не понимают и видят небывалое в наших словах. Мы видим мир иначе, чем они. Это называется причинно-следственные связи, да? Так вот, мы видим их с другой стороны. Прошлое для меня — не прошлое, а будущее для Скульд — не будущее.
— А для меня настоящее — не настоящее, — задумчиво продолжаю я. — Не настоящее, потому что поддельное. Сестры, а можем мы сделать этот мир истинным, не фальшивым?
— Тебе кажется, он фальшивый? — удивляется Урд. — Почему?
— Да ведь я его выдумала! — хлопаю я ладонью по столу. — Ты носишь одежду никогда не бывших времен. Гобелен на стене изображает битву, которой здесь никогда не было. Все вокруг дышит древностью, а мне еще и тридцати нет! — и я с отчаянием смотрю на Урд.
— Тридцати чего? Веков? — любезно интересуется она.
— Лет! Лет, сестра моя Судьба! — рублю я.
— Но ведь у тебя есть отец, и мать, и род, и племя? — спрашивает Урд так заинтересованно, будто я могла появиться на свет в надмирной пустоте.
— Хочешь сказать, они тоже вложились в мой мир?
— Каждый из твоей расы вкладывается в твой мир и в твой ум, — убежденно говорит Урд. — Потому у твоего мира есть все — давнее прошлое, крепкое настоящее, далекое будущее. Человеку только кажется, что он освобождается от своей стихии. Но она хитра и водит его на длинном поводке. Ты приходишь искать начало и конец поводка — мы поможем тебе. А ты откроешь нам все настоящее этого мира. Идет?