Мир без милосердия
Шрифт:
— О, ревность?
— Тебе очень хочется, чтобы я признался в этом?
— Ужасно хочется!
— И наверно, хочешь, чтобы я разговаривал с тобой по телефону вот так.
Дональд сделал вид, что взял трубку, и, подражая голосу Барбары, томно произнес:
— Хэлло!
И сдавленным мужским голосом:
— Дорогая... Сколько времени прошло с тех пор, как я держал тебя в своих объятиях?
— О н а, шокированная, но довольная: О Дон, дорогой...
— О н: Отвечай мне... Как давно это было?
— О н а:
— О н: Это слишком долго. Ты в чем одета?
— О н а: О, в зеленом платье со строчкой...
— О н: Ты мне не нравишься в этом платье. И ни в каком другом. Я люблю тебя обнаженную. (И прежде чем ты возмутишься, Он меняет тон.) Дорогая, мы отправимся сегодня на коктейль к Фрэнку Бумсу. На сборы — пятнадцать минут. Пока, дорогая. (Звук поцелуя.)
— А что? Ты знаешь, мне это, пожалуй, нравится. Да, Дональд, я хотела с тобой посоветоваться. Джордж («Опять этот Лоорес!») рекомендовал мне поговорить с Мейслом. На процессе, о котором ты мне столько говорил, Мейсл под маркой защиты наших интересов собирается заработать бешеные деньги. Встретиться с Мейслом и потребовать какую-то долю?
Дональд даже задохнулся.
— Ты это серьезно?..
— Вполне. Кстати, надо спешить, поскольку дело уже запущено в производство. Оно находится в Манчестерской регистратуре.
Мысль Дональда лихорадочно работала. «Имеет ли отношение ко всему этому разговору Лоореса и Барбары сам Мейсл? Что хочет извлечь из этой игры Лоорес?»
— У тебя что... трудно с деньгами? — осторожно спросил Дональд, чтобы не сказать что-нибудь грубое.
— Нет. Но Джордж сказал, глупо не воспользоваться такой возможностью. Получить свою долю — это вполне справедливо.
— Да уж, что справедливее — плевать на память погибшего мужа!
Барбара смутилась. Опустила голову.
— Не надо, Дон... Зачем во всем видеть только дурное?
— Это тоже тебе говорил Джордж?
— При чем здесь Джордж? У меня своя голова на плечах. А скажи, что изменится, если я буду молчать? Может быть, не будет процесса или вернется Тейлор?
— Если будешь молчать, ничего не изменится. А если нет, процесс может и не состояться.
— Уж не собираешься ли ты воевать с Мейслом?
— А почему бы нет?!
— В одиночку? Он сотрет тебя в порошок. Не забывай, что ты целиком зависишь от него.
— Прокормлюсь как-нибудь и без Мейсла. Не на одном «Рейнджерсе» сошелся свет клином.
— Но там свои Мейслы!
— Или Лооресы?
— Пусть будут Лооресы. Кстати, он сам еще не определил свое отношение к процессу. Джордж осуждает Мейсла, как христианин...
— Но одобряет, как президент совета директоров «Элертона»? Завидует, что не может сделать того же самого?
— Ах, не знаю!.. Поговори с ним сам. Он спрашивал о тебе и, по-моему, хотел тебя видеть.
Разговор
Она не видела чудовищности в затеваемом Мейслом деле. Или не хотела видеть, закрывая глаза на все, что могло как-то нарушить ее покой, вторгнуться в ее жизнь трудным испытанием. Она находилась в том состоянии, когда человеку нерешительного характера достаточно легкого давления, чтобы он принял любую из противоположных точек зрения.
Дональд, однако, был настолько взволнован и огорчен намерением Барбары заработать на процессе, что не мог понять ее состояния, воспользоваться удобным моментом для спокойного объяснения. Он испугался, что продолжение этого разговора может привести к ссоре, и решил уйти.
Довольно холодно попрощавшись, Дональд пообещал позвонить вечером.
— Я буду занята, — сказала Барбара. — Давай завтра. Сегодня у меня встреча с подругой.
«С подругой... Вот никогда не думал, что у нее есть подруга! Мужчины — да, но подруга?!»
Он приехал в клуб перед самым обедом. Тренировки закончились. Большинство игроков уже разошлись. Только из бильярдного зала доносились звуки сталкивающихся шаров и шуршанье подошв.
Дональд прошел прямо к Мейслу. Тот был у себя. Сидел в одиночестве, перечитывая «Обсервер». Кипа газет валялась возле кресла на полу. Жирными крестами красного фломастера Мейсл отмечал статьи, которые следовало зарегистрировать в картотеке.
— А, Дональд? Вы, кажется, чем-то озабочены?
— Представьте, тем же, чем и вы.
— Вот как? Это интересно.
Мейсл отложил газету и внимательно посмотрел на Дональда.
— В таком случае нам будет легче договориться.
— Не думаю...
Мейсл поморщился.
— Я надеялся, что вы поняли всю порочность процесса, который затеваете. Мне показалось, вам стало ясно, что в нашем обществе невозможно осуществить такое кощунственное дело. И, признаться, был крайне огорчен, узнав, что судебное дело уже возбуждено. Мне очень жаль, мистер Мейсл, но я никогда не соглашусь на этот процесс.
В таком же духе Дональд говорил еще долго, но уже что-то запальчивое и невразумительное. Мейсл слушал, потом, достав сигару, тихо, но твердо сказал:
— Процесс будет. Больше того: БЕА его проиграет.
— В таком случае вы видите перед собой врага.
«Но это же очень похоже на мальчишество», — выругал себя Дональд.
— Так быстро?! Еще вчера вы считали меня, ну, чтобы не произносить громких слов, по крайней мере покровителем. А сейчас вы уже враг?!
Я давно вижу, что процесс не дает вам покоя, Дональд. Мадридские дела лишь отвлекли вас от активного протеста. И уж если вы решили стать моим врагом, я хочу, чтобы вы знали своего врага.