Мир без Солнца
Шрифт:
– Ты собираешься оставить станцию?
– Не оставить, а всего лишь на время покинуть ее, – поправила его Стайн. И с улыбкой добавила: – В инструкциях ничего не сказано о том, что руководитель экспедиции не имеет права покидать станцию.
– Но если что-то случится…
– Ничего не случится, Иво, – решительно перебила Кийска Стайн. – Мы доберемся до казарменного корпуса, выясним, какие там условия, решим, что лучше – перевезти всех военных на станцию или оставить их в казарме, – и вернемся назад.
– Не забудьте, по крайней мере, проверить кровь у всех, кого там встретите, –
– Я думаю, полковник Глант уже позаботился об этом, – ответила Стайн. И, секунду помедлив, добавила: – Мне кажется, у тебя сложилось о нем превратное мнение. Полковник Глант вовсе не такой тупой солдафон, каким может показаться на первый взгляд.
– Он не тупой солдафон, а самоуверенный болван, – мрачно буркнул Кийск.
На этом разговор был закончен.
Кийск старался не вспоминать о нем. В конце концов, Лиза не была наивной девочкой и отдавала себе отчет в собственных действиях. Кто знает, быть может, Стайн права, – он действительно относился с предубеждением ко всему, что не укладывалось в рамки допустимого, которые он сам для себя очертил?
Кийск пытался успокоить себя, убедить в том, что никакой трагедии не произойдет. В конце концов, Лиза поедет к казарменному корпусу не одна, а в сопровождении охраны, которую выделит для нее Гамлет Голомазов. А с ним Кийск уже провел разъяснительную беседу.
Для Гамлета не существовало такого понятия, как «необоснованные подозрения». Если подозрение возникало, значит, на то имелись причины, которые просто следовало отыскать и проверить. То, что Гамлет тщательнейшим образом, принимая во внимание все те недостатки, которые были выявлены во время первого вояжа по пустыне, проследит за формированием и оснащением группы, с которой Лиза отправится на встречу с полковником Глантом, не вызывало у Кийска ни малейшего сомнения. Проблема заключалась в ином.
Поскольку оружие в арсенале имелось в избытке, Голомазов с Кийском провели серию опытов, которые должны были подтвердить либо опровергнуть теорию Леру относительно того, что долговечность любого автоматического устройства в условиях иллюзорной реальности багрового мира напрямую зависит от отношения к нему владельца. Результаты оказались обескураживающими: все попытки научить десантников «любить» свое оружие закончились безрезультатно. Вернее, результат каждый раз был одним и тем же: стоило солдату с оружием в руках покинуть пределы зоны стабильности станции, как спустя какое-то время его трассер выходил из строя. Время варьировалось не только в зависимости от того, в чьих руках находился трассер, но и от настроения солдата. Абсолютный рекорд, в течение которого оружие оставалось в рабочем состоянии, принадлежал самому Голомазову. Однако составлял этот рекорд всего сорок две минуты, что было катастрофически мало. К тому времени, когда группа, возглавляемая Стайн, доберется до места назначения, оружие подчиненных Голомазова, скорее всего, придет в полную негодность. И если возле казарменного корпуса начнется стрельба, то ответить им будет нечем.
Кийск и сам не мог понять, почему он все время словно запрограммирован на ожидание чего-то нехорошего. Если
Некоторую ясность в понимание Кийском собственных проблем внес разговор с Леру.
Как-то раз, когда они с Кийском экспериментировали за пределами станции с различными материалами, которые, как им казалось, могли обеспечить сохранность аппаратуры, необходимой для работы в поселке людей-ящеров, философ изрек глубокомысленно:
– Скажу только вам, по секрету, Иво, – прижав ладонь к пояснице, Леру с трудом выпрямил натруженную спину, – этот мир вводит меня в депрессивное состояние. Сам не могу понять, в чем тут причина, только временами мне хочется все бросить, запереться в своей комнате, лечь на кровать и, накрывшись с головой одеялом, отвернуться к стене. И чтобы меня больше никто не тревожил. Пусть все забудут о моем существовании. Пусть думают, что я умер, – Леру невесело улыбнулся и посмотрел на Кийска. – Должно быть, считаете меня старым маразматиком?
– Может быть, и счел бы, если бы и сам порою не испытывал то же самое, – ответил Кийск.
– Вы это серьезно? – с любопытством, но недоверчиво посмотрел на Кийска Леру.
– Абсолютно серьезно, – заверил философа Кийск. – Постоянно жду, что случится что-то непоправимое.
– Надо же… – Леру озадаченно потер пальцами кончик носа. – А я-то думал, что это происходит только со мной. Я ведь, признаться, не привык путешествовать по планетам, у которых даже нет названия.
– Глядя на то, как уверенно вы держитесь, этого не скажешь, – с улыбкой заметил Кийск.
– Да бросьте вы, Иво, – Леру улыбнулся польщенно. – Я кабинетный ученый. Принять участие в экспедиции на РХ-183 я согласился только после того, как прочитал ваш отчет.
– Чем же он вас так заинтересовал? – искренне удивился Кийск.
Отчет, который он составил по требованию представителей Совета безопасности, содержал только сухую информацию и скрупулезное, едва ли не поминутное описание всего, что произошло с первой экспедицией. Никаких эмоций, никаких предположений или собственных выводов – ничего, что, по мнению Кийска, могло бы вызвать интерес у такого человека, как Нестор Леру.
– Тем, что вы в нем даже не пытаетесь объяснить суть того удивительного феномена, который вы назвали Лабиринтом, – ответил на вопрос Кийска Леру.
– Было бы странно, если бы я попытался это сделать, – саркастически усмехнулся Кийск. – Я даже от вас ни разу не слышал ни одной гипотезы по поводу того, что представляет собой Лабиринт. Если честно, то не верится, что у вас ее нет.
– Гипотеза, конечно же, есть, – улыбнулся Леру. – И даже не одна, а несколько. Но ни одну из них я не считаю достаточно убедительной для того, чтобы можно было поделиться ею с кем-то другим. Пока это нечто, напоминающее питательный бульон, на котором со временем, быть может, вырастет что-то действительно стоящее. Хотя с такой же вероятностью он может просто зарасти плесенью.