Мир чудес
Шрифт:
– Это существенно для вашего подтекста? – спросил Инджестри, и его интонация тоже была полушутливой.
– Весьма существенно. Но я не хочу доставлять вам неприятные минуты, любезный.
– Не берите в голову. С тех пор со мной случались вещи и похуже.
– Я постараюсь быть посдержаннее, – сказал Магнус. – Можете не сомневаться, я проявлю максимум такта.
– Бога ради, забудьте вы об этом, – сказал Инджестри. – Я из своего опыта знаю, что такт может быть гораздо хуже самой варварской, но зато откровенной невежливости. И потом, мои воспоминания о пьесе не могут быть похожими на ваши. А мои неприятности носили главным образом личный характер.
– Тогда я продолжаю. Но вы в любой момент можете вмешаться. Не давайте мне уходить со стези фактов. Прервите меня, если в моих словах появится хоть малейший намек на оценочные суждения. Я не собираюсь делать вид, будто я беспристрастный историк.
– Валяйте, – сказал Инджестри. – Я буду сидеть тихо, как мышка.
– Как вам угодно. Итак… «Владетель Баллантрэ». Это была еще одна романтическая палочка-выручалочка Хозяина. Тоже по роману какого-то там…
– Роберта Луиса Стивенсона, – вполголоса сказал Инджестри, – хотя, если судить по тому, что происходило на сцене, догадаться об этом было невозможно. Ах уж эти инсценировки! Искромсают все, как мясники…
– Не суйтесь, Роли, – сказал Кингховн. – Вы же сказали, что будете помалкивать.
– Не могу судить, что это была за инсценировка, – сказал Магнус, – потому что роман не читал и, наверно, никогда не прочту. Но это была хорошая, крепкая, добротная мелодрама, и люди ходили на нее со дня первой постановки, а Хозяин сделал ее лет за тридцать до того времени, о котором я веду речь. Я вам говорил, что он был экспериментатором и новатором – в свое время. Так вот, если случалось, что он терял денежки на Метерлинке или на какой-нибудь новой вещице Стивена Филлипса [140] , то вытаскивал из запасников «Владетеля», и фунты снова появлялись на его банковском счете. Он мог отправиться на гастроли в Бирмингем, Манчестер, Ньюкасл, Глазго, Эдинбург или в любой другой большой провинциальный город, а в тех городах были большие театры – не чета этим лондонским спичечным коробкам, – которые заполнялись до отказа, когда давали «Владетеля». В особенности в Эдинбурге [141] , потому что там, казалось, рассматривали пьесу как свою собственность. Макгрегор как-то сказал мне: «Хозяин на „Владетеле“ заработал немалые денежки». И если вы видели его в этой роли, то понимали почему. Она была словно создана специально для него.
140
Стивен Филлипс (1868—1915) – английский поэт и драматург.
141
В особенности в Эдинбурге… – Действие «Владетеля Баллантрэ» тесно связано с событиями, происходившими в середине XVIII в. в Эдинбурге, где находилась резиденция принца Чарли (см. след. прим.).
– Так оно и было, – сказал Инджестри. – Создана для него из костей и крови бедняги Стивенсона. Я не большой поклонник Стивенсона, но он этого не заслужил.
– Как вы понимаете, «Владетель» был из тех пьес, что пробуждает сильные чувства, – продолжил Магнус. – Сам я его никогда не читал, потому что Макгрегор не выпускал из рук режиссерский экземпляр сценария и лично отдавал все распоряжения, если кому-то требовалась подсказка, хотя таких недотеп почти не было. Но я ведь присутствовал на репетициях, а потому знал, о чем эта пьеса.
Сюжет был интересный, содержательный. Дело происходило в Шотландии в середине восемнадцатого века. В то время там была какая-то смута. Подробностей я не знаю, но если в общих чертах, то шотландские бароны разделились на сторонников принца Чарли и короля Англии. [142]
Главные действующие лица принадлежат семейству Дьюри: у старого лорда Дэррисдира два сына – первенец, который носит титул Владетеля Баллантрэ, и младший сын – просто мистер Генри Дьюри. Старый лорд идет на трусливый компромисс: когда начинается смута, он посылает Владетеля сражаться за принца Чарли, а мистера Генри, сохраняющего верность королю Георгу, оставляет дома. При этом семья оказывается в беспроигрышном положении, кто бы ни взял верх.
142
…бароны разделились на сторонников принца Чарли и короля Англии. – Принц Чарли, будучи потомком изгнанной из Англии ветви Стюартов, жил за границей. Пользуясь поддержкой французского короля и Папы Римского, принц претендовал на английский престол и в 1745 г. высадился в Шотландии, надеясь найти там сторонников. Он собрал войско и отправился походом на Лондон, однако вскоре был разбит и бежал.
Владетель – сорвиголова, искатель приключений, авантюрист по характеру. Он становится английским шпионом в лагере принца Чарли. Мистер Генри склоняется к наукам и поэзии. Он остается дома и страдает по мисс Алисон Грэм. Старый лорд – ее опекун, а она, конечно же, влюблена в сорвиголову Владетеля. Когда приходит известие, что Владетель погиб, она соглашается выйти замуж за мистера Генри, считая, что ее долг – родить наследника
143
…стал пиратом; но не немытым грубияном, а шикарным капером… – Каперство отличалось от обычного пиратства тем, что каперы занимались морским разбоем с санкции государства: грабили неприятельские торговые суда.
Владетель пытается увести мисс Алисон у мужа. Мистер Генри проявляет благородство и помалкивает о том, что Владетель во время войны был шпионом. «Кр-райне душещипательная ситуация», – сказал об этом Макгрегор. В результате – масса упреков со стороны Владетеля и столь же гордое молчание мистера Генри. И наконец, воистину хорошая сцена, из тех, что так ненавидит Роли, но обожала наша публика.
В своих странствиях Владетель обзавелся слугой-индийцем по имени Секундра Дасс, сведущим во всяких восточных тайнах, в которые так безоговорочно верят европейцы. Когда мистер Генри больше не в силах терпеть, он дерется с Владетелем и вроде бы убивает его. Но я вам уже говорил, что Владетель не из тех, кого легко убить. Он позволяет себя похоронить, проглотив собственный язык (этому он научился у Секундры Дасса) и, как говорится в пьесе, «ослабив в себе жизненный тонус до такой степени, чтобы в нем теплилась лишь малая искра жизни». Мистер Генри, которого мучает чувство вины, признается в своем преступлении жене и старому лорду и ведет их в рощу, где похоронено тело. Когда слуги откапывают труп, оказывается, что это и не труп вовсе, а живой Владетель, правда, в очень плохом состоянии. Трюк с глотанием языка прошел не так гладко, как он предполагал (а по-моему, он просто не учел холодного шотландского климата), и Владетелю хватает сил лишь на то, чтобы возопить: «Убийца – Генри. Лжец! Лжец!» – и рухнуть замертво, правда, уже после того, как мистер Генри пустит себе пулю в лоб. И тут, ко всеобщему удовлетворению, занавес падает.
Я пересказал вам все это не очень благоговейно, потому что чувствую воздействие непочтительных эманации, исходящих от Роли. Наверно, то же самое испытывает медиум, когда среди публики находится скептик. Но заверяю вас: игра Хозяина могла поколебать и потрясти до глубины души любого скептика. Изюминка этой старинной вещицы, как ее видел Хозяин, состояла в том, что она давала ему роль из тех, которые в актерской среде назывались «двойняшками». Он, к огромному удовольствию публики, играл и Владетеля, и мистера Генри, а то, как тонко передавал он различия между двумя персонажами, вызывало огромный интерес к постановке.
Кроме того, это требовало очень четкой работы за кулисами, потому что в нескольких эпизодах не успевал мистер Генри покинуть сцену, как из других дверей с важным видом появлялся Владетель. Костюмер сэра Джона здорово поднаторел в искусстве замены на Хозяине плащей, камзолов, сапог и париков и делал это за считанные секунды, а создаваемые сэром Джоном образы были так непохожи, что, конечно, это требовало искусства особого рода.
В двух случаях требовался дублер. Один раз всего на какое-то мгновение, чтобы создать у зрителей соответствующую иллюзию, а в другом – в краткой последней сцене – дублер был чрезвычайно важен, поскольку должен был стоять спиной к публике в качестве мистера Генри, пока Хозяина откапывали из могилы в качестве Владетеля, который произносил свои гневные обвинения. А потом – дублерам редко предоставляется такая возможность – дублер приставлял к своему виску пистолет, нажимал на спусковой крючок и под злобным взглядом Владетеля падал к ногам мисс Алисой. С удовольствием говорю, что, поскольку я был очень похожим дублером – вылитый Хозяин, как не уставал повторять старый Франк Мур, – мне позволялось падать так, чтобы зрители видели часть моего лица, а не отходить в мир иной, давая им основания подозревать, что перед ними кто-то другой.
Репетиции проходили как по маслу, потому что многие актеры играли эту пьесу не один год, и им нужно было лишь освежить роли в памяти. Франк Мур играл старого лорда Дэррисдира в дюжине постановок, а Юджин Фитцуоррен был заправский Секундра Дасс. Гордон Барнард играл ирландца Верка и делал это без сучка, без задоринки. К. Пенджли Спиккернелл изображал Фонда Барни, чокнутого шотландца, напевавшего отрывки из песен, а у Гровера Паскина была хорошая смешная роль пьяного дворецкого. Эмилия Понсфорт, игравшая в «Скарамуше» мадам Плугатель, с удовольствием исполняла роль шотландской ведьмы, которая произносит страшное проклятие Дэррисдира: