Мир до и после дня рождения
Шрифт:
Рэмси удерживал высокий темп игры; О’Салливан играл быстрее. Рэмси брался за «длинные шары»; О’Салливан забивал те, которые, казалось, сыграть невозможно. Эктон таранил цветные с крейсерской скоростью; Ронни пошел дальше и применял технологии, нарушающие их забвение с силой ускорителя частиц.
Ирина изо всех сил хлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание Рэмси; лишь настороженные взгляды соседа постепенно привели ее в чувство. Прожекторы освещали находящихся на сцене, оставляя в полумраке остальных присутствующих в зале — он не мог ее увидеть. Ирина перешла к плану «Б». Путь к Рэмси после матча будет для нее закрыт, как это было перед началом игры. Как же ей передать любимому весточку о том, что она рядом, на расстоянии вытянутой руки? Ирина не представляла,
При обескураживающем счете шесть — два игроки направились в комнаты отдыха, и тогда Ирина рискнула и выкрикнула: «Рэмси!» Ему было привычно слышать с трибун свое имя, поэтому он прошел мимо, не повернув голову.
Однако сосед, подаривший ей билет, теперь точно будет считать, что осчастливил сумасшедшую. Когда они вместе встали, чтобы размяться, Ирина произнесла ожидаемую фразу:
— О’Салливан сегодня в ударе.
— Говорят, Ронни еще ни в одной игре не раскрыл по-настоящему свой талант, — произнес мужчина и поспешно удалился.
Ирина опустилась на сиденье с широко распахнутыми глазами. Она уже десятки раз слышала подобное об О’Салливане. Неужели это и есть ее будущее? День за днем слушать знакомые клише и банальные выводы?
Рассуждения Рэмси, по крайней мере, были тоньше. А именно: в то время как рыхлый номер один мирового рейтинга Стивен Хендри и сутулый хулиган Ронни О’Салливан боролись за титул Самого Талантливого Игрока В Снукер Из Всех Когда-Либо Рожденных, Рэмси заметил, что два молодых человека стремились к покорению различных высот. Хендри обладал мастерством; О’Салливан вдохновением. Хендри шел на игру как на работу; О’Салливан относился к ней как к искусству. Прилежный ученик Хендри, казалось, выучил геометрию, как выдержки из Евангелия; О’Салливан будто постиг природу Вселенной. Хендри состоял из знаний; О’Салливан из инстинктов. Удивительно, но интуиция всегда вызывает больший интерес, чем богатые знания. (Внутри что-то щелкнуло: разумеется, Лоренс ненавидел О’Салливана.) Взглянув на появившегося у стола Рэмси, Ирина пришла к выводу, что полагаться на знания надежнее — вдохновение может в самый неподходящий момент вас подвести. На этот раз она не аплодировала. Желания не возникало вовсе. Она сложила руки на коленях, решив состоянием покоя продемонстрировать свое умение владеть собой. Вся ее миссия потерпела фиаско, в критические моменты всегда лучше расслабиться. После мучительного расставания с Лоренсом и побега в Ватерлоо без перчаток и зубной щетки под хлипким зонтиком ей ничего, пожалуй, не остается, как найти гостиницу и свернуться калачиком на холодном матрасе. Рэмси нет никакого дела до того, какие сообщения приходят на его автоответчик.
Может быть, все дело было в том, что она единственная ни разу не захлопала в ладоши. А может, у Рэмси наконец включилось шестое чувство. Или, может, он решил воспользоваться перерывом, чтобы проверить голосовую почту. Так или иначе, он повернулся и посмотрел именно туда, где сидела Ирина Макговерн, таким взглядом, словно примеривал цветной шар к лузе.
Рэмси улыбнулся.
Сейчас на турнирах он редко улыбался. Разумеется, нет причины улыбаться при счете шесть — два, будучи почти уничтоженным противником. Но когда он соизволил это сделать, тотчас преобразился не только внешне, но и внутренне, — казалось, стоящий рядом бильярдный стол освещают преломленные лучи, исходящие от его белоснежных зубов. Улыбка передавала не только тепло, благодарность и доброту, чего следовало ожидать, зная его репутацию, но получилась еще и заискивающе-тревожной. На лице читалась не радость и не удовольствие. Чувства были перемешаны — недавний восторг сменился безразличием. Встретившись взглядом с кем-то из зрителей, Рэмси Эктон не мог себе позволить расслабиться, даже если несколько часов назад одержал более значимую победу, чем та, к которой сейчас обязан стремиться.
Возвращенный Ириной взгляд был мягким и ласкающим, впрочем, со стороны могло показаться, что в его мягкости крылось некоторое самодовольство.
Сейчас поведение Рэмси со стороны походило на разбитое сырое яйцо, растекающееся по тарелке. Высокие вибрации, исходившие от него во время первого раунда, снизились до мелодичного перезвона. Движения вместо привычно быстрых стали медлительными, почти апатичными. Ронни ошибся, но на этот раз, когда красный, мягко ложившийся в лузу, внезапно выскочил обратно, Рэмси отнесся к этому холодно. Вместо рискованного он выбрал самый безопасный путь — сделал снукер, при этом белый шар был расположен так близко к желтому, что мешал Ронни сыграть любой из имеющихся красных.
Вот так вот. Ронни любил быструю игру, Рэмси сбивал его, действуя со скоростью улитки. Ронни любил забивать, поэтому Рэмси отрезал ему все пути. Когда Ронни был деморализован, Рэмси стал оставлять в качестве приманки выставленные комбинации, зная, что парень никогда не сможет устоять. Ронни использовал каждую из предоставленных возможностей и промахивался. Мастерское манипулирование соперником зародило у Ирины чувство причастности к происходящему. Рэмси можно было только восхищаться. Его почти ленивые виражи вокруг стола напоминали ей движения его рук в моменты познания ее тела.
Выявив ее среди зрителей, Рэмси фактически нашел самку, необходимую для стратегических целей. В конце концов, не сменив тактику, уставшему сорокасемилетнему самцу не устранить молодого, энергичного соперника. Рэмси никогда не победить О’Салливана силой и агрессией, только хитростью — кошачьей хитростью и коварством. Играть в тот снукер, который О’Салливан презирал: медленный, скучный и подлый. Рэмси хорошо знал свою манеру игры и понимал, что в ней не так. Он знал, что импульсивного игрока легко сбить с толку, в то время как он должен подниматься с места лишь с одной мыслью — забить с первого раза. Он знал, что есть один тактический вариант, который он, будучи молодым дарованием, никогда не практиковал, максимально безопасная игра, именно ее с ненавистью он вынужден принять в зрелом возрасте.
Проиграв четыре фрейма подряд, не желая уйти от своей прежней манеры, Ронни окончательно запутался. Он не мог выполнить простейший удар, в то время как Рэмси шел вперед и становился все более недосягаемым. К концу сессии он играл в снукер, который Лоренс называл «взрывной», отправляя шары в разные стороны, но только не в лузы. Мужской снукер был выставлен на посмешище, а «девчачий» победил со счетом девять — семь.
Когда зрители стали подниматься с мест, сосед почтительно ей кивнул:
— Так вы дружите с Рэмси Эктоном?
Ирина сжала мокрую куртку.
— Кажется, я говорила об этом в фойе.
— Значит, это правда. Давно его знаете?
— Достаточно. — Она предпочла ответить расплывчато.
Ей показалось странным внезапное стремление мужчины к общению. Не испытывая желания быть ближе к знаменитостям, Ирина не понимала этого стремления в других. У нее не было намерения обмениваться сплетнями о Рэмси Эктоне с людьми, подобными тем, кто занимается этим на всевозможных сайтах, поэтому, когда сосед спросил ее, правда ли, что родители Рэмси не посетили ни один турнир с его участием, поскольку с самого его детства не одобряли пристрастие к снукеру, ответила:
— Да, и даже в сорок семь ему тяжело об этом вспоминать.
Впрочем, она представления не имела, так ли это на самом деле.
Публика разошлась. Лишь оставшиеся смятые программки и фантики смотрели на нее теперь с любопытством. Рэмси предстоит давать интервью Би-би-си. Сиденье 2Ф стало, как говорят в детективах, «последним, где ее видели». Если люди потеряли друг друга и хотят встретиться, одному из них лучше не сходить с места. Сегодня она проделала во всех смыслах тяжелый путь, и мысль о том, что она будет бродить по зданию в бесплодных поисках игрока в снукер и закончит день в номере «Новотеля», была ей невыносима.