Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
Он обернулся, мучительно соображая, как же объявить потери, как сказать первой группе, что двоих уже нет… и вдруг обратил внимание на бойцов. Все, кто был в зале – настороженно смотрели на гермодверь. А кто-то даже и за колонну подался, ствол поднимая. Что-то было там. Или кто-то… Заскреблось, запыхтело, хлюпнуло с тонким подвыванием – и дверь, поворачиваясь на петлях, медленно начала открываться. Серега сместился за колонну, пытаясь одновременно уследить и за новой угрозой, и за бойцами, дернул руку к гарнитуре, собираясь раздать люлей тыловому прикрытию… но ребята, кто стоял ближе, кому уже видно было, что за чертовщина там происходит, реагировали странно: Злодей, опустив ствол вдоль
Дверь скрипнула, приоткрываясь на четверть… и между створкой и косяком, едва видимый в полутьме, выглянул мелкий белобрысый пацан. Его черномазое лицо было сплошь в разводах, он судорожно всхлипывал, и, еще больше размазывая по щекам грязь, тер глаза своими маленькими ладошками. И Серега, забыв дышать, так на месте и замер. Это было невозможно. Невероятно. Настолько невероятно, что не укладывалось в голове.
В дверях стоял Кирилл Ильин.
Глава 2. МЕРТВЫЕ ГОРИЗОНТЫ
Сутки ушли, чтоб подготовиться к броску до следующей точки. И львиная доля времени – на подъем. С технического этажа вентиляция извилистым тоннелем сначала уводила на запад, в тесный коллектор, клетушку пять на пять, куда сводились еще три подобных воздуховода – и уже оттуда, ходом в потолке, вела вверх.
Серега торопился – контроллеры, упустив людишек, могли и на штурм пойти. И со стопроцентной вероятностью задавить обойму. Заминировав вдоль и поперек лестницу и выставив охранение, спешно занялись разгрузкой ишаков и пропихиванием багажа через лаз вентиляции. Ни минуты отдыха не дал – промедление могло встать слишком дорого и потому бойцы работали как одержимые. Почти две тонны груза за три часа по узкому лазу – это надо очень постараться. Необходимость понимал каждый – и работая, все как один, прислушивались к звукам с лестницы… Но снаружи стояла тишина.
Потом, набившись в коллектор, слегка расслабились – ход узкий, здесь уже трудновато людям навредить. Да и вряд ли есть такие средства: направленную мину или РПГ погасят изгибы вентиляции, а чего-то вроде термобарического боеприпаса с аэрозолью, того же РПО[26], в паутине отродясь не видывали.
Впрочем, враг на битву так и не явился.
Старик прошел именно тут. Приточный вентилятор верхнего лаза был выбит, отброшен в сторону, из квадратной дыры торчала уже слегка запылившаяся веревка. Тундра, осмотрев ее со всех сторон, выдал вердикт: примерно полтора месяца.
– Ножом откручивал, – осматривая винты, раскиданные на полу, сказал он. – И скорей всего тесаком, который теперь у тебя, командир. Видишь царапины? Не сразу, похоже, далось. Ну и провод силовой тоже резанул… Шандарахнуло, наверно – но тут двести двадцать всего, вентилятор небольшой. Справился, в общем.
– Правильно идем, – пробормотал Гришка, заглядывая через плечо.
Ринат молча кивнул.
Впрочем, Серега уже знал, что они на верном пути. Еще на лестнице следы видел. Теперь предстояло подняться на пять горизонтов вверх, до триста тридцать пятого – двести метров узкого вертикального лаза.
Подъем оказался хоть и не очень сложным, но долгим и муторным. Стенки короба бетонные, и обойме не составило труда провесить трассу. Но две сотни – высота серьезная. Понимая, что от пропасти под ногами тебя отделяет только анкер, ввинченный в рассверленное отверстие, иногда и в животике холодело – высотную подготовку в обойме имел каждый,
Впрочем, анкера были достаточно прочными и держали вес не только простого бойца, но и махину Дровосека. Хоть тому и пришлось максимально уменьшить боевую массу, сняв все до последней гранаты. Сначала поднялись Один и Карабас – они ползли на фифах[28], рассверливая бетон и ввинчивая анкера – и времени подъем занял немало. После пошла разведка, занять плацдарм. Оказавшись наверху, передали – тихо, спокойно, тесный коллектор, копия нижнего. Дальше поднялся Серега с ядром. Затем пару часов лез Железный – в коробе воздуховода его громадной туше было тесно. Двигался он медленно, неуклюже, один раз даже сорвался – но страховка не подвела. Удержала. После этого долго и нудно вытаскивали ослов и грузы, остальных бойцов, осторожно поднимали тела погибших…
– На пенсию выйду – в разнорабочие уйду, – ворчал Пашка, снова ставший основным подъемным механизмом. – А чего… считай, одной гражданской профессией уже овладел. Грузчик, бля.
– Наоборот гордиться должен, – подбодрил его Знайка. – Куда мы без тебя? Теперь, за отсутствием тягача, ты у нас основа обороноспособности и грузоподъемности.
– Ну, может и так… – проворчал польщенный Дровосек.
Пока Пашка занимался логистикой, Серега, забрав отделение три-три и Злодея, произвел легкую разведку. Вентиляция, несколько раз изогнувшись под прямым углом, вывела на техэтаж – точь-в-точь такой, как они прошли на сороковом. Да и узел оказался один в один. Правда – жилой: комнаты, уставленные кроватями, кухня, санузлы, общие залы на каждом этаже. И конечно, все в полном запустении – пыль толстым слоем, мрак и тишина.
От Джунглей узел отделяла внушительная гермодверь. Картина за ней была привычной – длинный коридор во тьму, которую не пробивал до конца фонарь. Впятером они долго стояли на пороге, вглядываясь и вслушиваясь во мрак – но Джунгли молчали. Наконец Хенкель, пробормотав что-то нелестное про чертову преисподнюю, потянул на себя дверь и провернул штурвал, закрыв на мощные запоры. Оглянулся на командира – и Серега, помедлив, кивнул.
– Согласен. Оставим на завтра.
– Отделение? – спросил Злодей, имея в виду боевое охранение.
– Да. Прямо сейчас. Первый этаж пусть забирают, лагерь делаем на техническом. По три часа на смену. И Дровосека с Гоблином на пересменку. Могут спать – но тут, перед дверью. Все, возвращаемся. Там еще дел выше горла…
Впрочем, замы и сами неплохо справлялись с текучкой, стоило только задач нарезать. Но была у Сотникова одна забота – всем заботам забота! – которую никому не перепоручить. И как ее решать, Серега не знал.
Весь день, пока обойма поднималась, он не трогал пацаненка. Да и присматривался. Оказавшись среди своих, Кирюшка отошел довольно быстро. Поначалу, конечно, слез натекло море, до истерики дошло – рыдая взахлеб, пацаненок все никак не мог успокоиться, размазывая по щекам слезы, заикаясь и пытаясь вымолвить хоть слово. Потом, порученный заботам Дровосека, затих – и спустя час, уже пообедав, словно голодный птенец заглотив изрядный паек, сидел в сторонке, с интересом наблюдая за работой. Молчал. Он вообще оказался молчаливым и незаметным, разве что поначалу от переизбытка эмоций разоткровенничался. Было ему шесть-семь, не больше – и то, что этот маленький человек смог выжить в паутине, казалось делом поистине невероятным.