Мир дзэн
Шрифт:
До того как человек начнет изучать дзэн, горы для него — это горы, а воды — это воды; когда он постигнет истину дзэн под руководством хорошего мастера, горы для него уже не горы, а воды — не воды; когда же он достигнет обители покоя, горы для него — снова горы, а воды — снова воды.
Умоляю тебя, не ищи ничего вне явлений. Уже сами по себе они — хороший урок.
Утверждение является дзэнским только тогда, когда оно само по себе есть действие и не ссылается на то, что в нем утверждается.
ДикиеОткроем же наши сердца, как цветок открывает свои лепестки, и будем терпеливы и восприимчивы.
Монах. Все эти горы, и реки, и сама великая земля — откуда они взялись?
Мастер. А откуда взялся этот твой вопрос?
Опадают с деревьев листья,
И на землю с неба льются холодные струи,
Человек приходит, пашет землю и в нее же уходит,
И лебедь умирает в конце лета.
Листья, кружась, Ложатся на землю; Капля за каплей летит. Как лучше петь — Вот о чем вечный спор Школы лягушек и школы жаворонков. Знает лишь ветер, Черед какого листа Сейчас с ветки сорваться! Ни неба, ни земли. И тихо На землю снег ложится.Монах спросил Фукэцу: «Речь и молчание принадлежат к абсолютному и относительному мирам; как можно избежать обеих этих ошибок?»
Фукэцу ответил:
«Всегда думаю о Конане в марте; Куропатки поют средь весенних цветов».Когда Дзёсю (Чжао-чжоу) спросили, что такое Дао (или истина дзэн), он ответил: «Каждый день твоей жизни — это Дао».
Монах. Что такое Будда? Тосу. Будда. Монах. Что есть Дао? Тосу. Дао. Монах. Что есть дзэн? Тосу. Дзэн.Мастер отвечает, как попугай, он точно эхо. Но ведь и нет другого способа просветления разума монаха, чем утверждение, что то, что есть, есть, — и это непреложный факт.
Коль осень на дворе, Зачем нам ждать весны, Не лучше ль Дни холода нам просто пережить? Рядом с руинами дома Персик нежно цветет; ЗдесьАристотель говорит, что имена либо хороши, либо плохи; но ни добро, ни зло не имеют к ним никакого отношения; «яблоня», «груша», «лошадь», «лев» — это имена, но хороша яблоня или плоха — она все та же; оттого, что конь плох, он не становится львом; это всего лишь имя; добро или зло, заключенное в нем, — уже совершенно другая материя.
Наука не больше чем искусство — я думаю, даже меньше — постигает «вещь в себе». Она, скорее, устанавливает отношения между «вещами»… Наука, как и искусство, есть лишь система самообмана, иначе говоря, завоевания.
Люди знают, как прочесть напечатанное; но они не умеют читать ненапечатанное. Они умеют играть на струнах арфы, но не могут извлечь ни звука, если их нет. Их влечет к себе поверхностное, а не глубокое. Как же они поймут музыку или поэзию?
Существование, строго говоря, столь же похоже на поэзию, сколь и на философию — суть и той, и другой сразу же исчезает в переводе на язык презренной прозы. В нем содержится меньше, так сказать, стремления к объективной, познаваемой истине, чем субъективного переживания в своем индивидуальном аспекте. Пока существование пользуется универсальными, понятными всем формами, они скорее эстетические, нежели интеллектуальные, и напоминают, пожалуй, яркие образы, созданные Шопенгауэром и Ницше, а не логические построения Платона. Это верно даже по отношению к Хайдеггеру, пусть он и унаследовал от своего учителя, Гуссерля, интерес к «редуцированной» логической сущности, напоминающий форму Платона. У Хайдеггера феноменология, став существованием, обратилась от логики к более фантазийной и чувственной стороне опыта. Существование — это, таким образом, поэтическая и философская попытка описать субъективные переживания религии, и, как таковое, оно во многом обязано своим обаянием тому способу, которым выражает себя. Моментальным ощущением Абсолюта и утверждением его неизбежного влияния на человеческую жизнь Кьеркегор напоминает Фрэнсиса Томпсона. [124] Ясперс, как и Браунинг, оригинален, подвижен и объективен. А вольный стиль Хайдеггера можно сравнить только с тем, как пишет Гертруда Стайн. Подобно ей, он использует непривычные слова в привычном контексте и привычные слова в непривычном контексте, заставляя нас подняться над обычными категориями восприятия.
124
Фрэнсис Томпсон (1859–1907) — английский поэт. — Прим. отв. ред.
Роза есть роза есть роза.
Огурец,
Неуловимо похожий на огурец.
Материя менее материальна, а дух менее духовен, чем принято думать. Привычное разделение физики и психологии, материи и духа с точки зрения метафизики — непростительное заблуждение.
«Сейчас»
Философия интуиции берет время как целое. Она не признает отдельного застывшего момента. Она рассматривает каждый момент таким, каким он рождается из шуньяты (пустота). Сиюминутность — вот главная черта этой философии. Каждый миг наполнен абсолютом, жизнью, смыслом. Прыгает лягушка. Поет сверчок. На листе лотоса сияет капля росы, ветерок шуршит ветвями сосен, свет луны падает на горный ручей, который журчит где-то неподалеку.