Мир фантастики 2014. На войне как на войне

Веник был хорош.

Степан еще раз вдохнул березовый дух, примерился, взмахнул вязанкой прутьев, точно саблей.

– Эх, благодать! – сказал громко и расстегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, покрутил головой от удовольствия.

– Товарищ старшина, баня готова! – раздалось издалека. Скрипнула калитка, из огорода степенно вышел сержант Файзулла Якупов. Достал трубочку, закурил, заулыбался

белозубо, приглаживая щетку черных усиков и сощурив узкие глаза.

– Чего смеешься, Татарин? – Степан Нефедов перебросил веник из руки в руку, качнулся влево-вправо, будто в ножевом поединке, неуловимо быстро перетек вплотную к Якупову.

– Якши! – засмеялся сержант. – Быстрый ты, шибко быстрый. В баню пора!

– Нет еще, – Нефедов прошел мимо него в огород, пробираясь сквозь разросшийся бурьян по тропинке. – В первый пар нам нельзя.

– Почему? – удивился Якупов, даже вынул трубку изо рта.

– Банник, Хозяин, пусть попарится всласть. Столько лет эту баню как следует не топили, сейчас он злой как собака. Пойдешь в первый пар – угоришь или обваришься, точно. Сейчас пойду, веничек ему запарю. А уж потом и мы…

– Такой большой, Степан… – хмыкнул Татарин.

– …а в сказки верю? – закончил за него старшина. Сунул веник под мышку и потопал к бане, не оборачиваясь.

Возле вросшей в землю, сложенной из толстенных бревен бани, почерневшей от времени, двое кололи дрова. Женька Ясин, из нового пополнения, сняв пропотевший тельник, играл колуном, с маху раскалывал здоровенные чурбаки. Парень был мускулистым, широкоплечим, так что, глядя на него, Нефедов вспомнил Чугая, который погиб под Ельней.

– Ванька поздоровее был, – сказал он вслух и вздохнул. Маленький сухощавый Сашка Конюхов, который на лету подхватывал поленья, точно пули свистевшие из-под колуна, покосился на него.

– Ты чего, командир? – и ловко, не глядя, выхватил из воздуха очередное сосновое полено.

– Да так, – сумрачно отозвался Степан и зашел в баню.

Уже в предбаннике шибануло приятным жаром, с примесью хвойного духа. Мужики постарались, разогрели как надо. Степан снял ботинки и толстые вязаные носки, потоптался на скрипучих досках, разминая босые ступни, потом открыл еще одну дверь и забрался в парилку, щурясь от почти нестерпимой жары.

Быстро набрав кипятку в новенькую шайку, умело сработанную тем же Конюховым, Степан положил в него веник, поглядел, как сухие листья начинают набухать и расправляться. Встал посреди парилки, уважительно поклонился на четыре стороны.

– Здравствуй, Хозяин! – негромко проговорил, глядя как в щелях каменки бьется пламя, – помоги чистоту навести, грязь, болезни свести… А мы тебя уважим за это первым парком.

Показалось или пламя в трубе и вправду прогудело глухо, словно бы кто-то сказал «Ладно»? Степан повернулся и вышел из парилки, утирая вспотевшее лицо рукавом.

– Ну и разогрели вы!

– А что? – Ясин наконец-то воткнул колун в пенек и потянулся. – Банька что надо! По-нашему, по-сибирски.

– Белье

припасли? – Нефедов стоял, чувствуя, как земля чуть холодит ноги, и смотрел на облака, наползающие из-за кромки леса.

– Все в порядке, товарищ старшина, даже и на вас комплект новенький раздобыл, еще в Бортково на складе! – весело доложил Конюхов. От скуки он уже нацелился метнуть свою знаменитую финку в стену бани, но Нефедов глянул на него грозно, и Санька опустил уже замахнувшуюся руку.

– Я тебе кину… В баню пусть никто не заходит, Хозяина уважать надо. Ясно?

– А-а… – понимающе протянули оба, а Якупов от калитки снова засмеялся.

– Смейся-смейся… – проворчал Степан и уселся на пенек. Он сидел и смотрел на полуразвалившуюся избу, которая еле виднелась из-за бурьяна.

Когда Особый взвод, точнее семь человек, которые от него остались после операции под Львовом, отвели «на переформирование», Нефедова к себе вызвал полковник Иванцов. Разговор не затянулся. Глядя на почерневшего от недосыпа, обросшего щетиной старшину, полковник долго молчал. А у Степана первый раз в жизни руки от усталости тряслись так, что табак из самокрутки сыпался на пол, и рвалась тонкая бумага.

– Значит, так, – Иванцов выдал Степану коробку «Казбека», смахнул недоделанную самокрутку со стола. – Сделаем вот что. Здесь, в районе, есть одна деревенька… точнее, была до войны. Родня у меня там жила, дядька с теткой, колхозники. Недавно с дядькой я повидался, они из эвакуации вернулись. Говорит – от деревни не осталось ничего, после того как там немцы похозяйничали. Кто успел уйти в лес – ушел, кого эвакуировали – только сейчас возвращаются. А возвращаться-то вроде как и некуда, одни развалины. Похоже, там танковая часть стояла, почти все дома по бревнышку раскатали то ли от злости, то ли от скуки. Дядькину хату тоже наполовину обрушили.

Полковник помассировал кисть левой руки. После залеченного ранения пальцы постоянно мерзли – видимо, пуля задела какой-то нерв.

– Но это все неинтересно. Главное вот что – баня у них там осталась. Хорошая баня, еще прадед строил, на века. Баню немцы не тронули, хоть и сами в ней не мылись, не запоганили. Стоит себе в огороде, целехонькая, хоть сейчас затопи да парься. Вот туда и направляйтесь. На неделю. Приказ я уже составил, а жить в палатках вам не привыкать. Отдохните, выспитесь как следует. Потом будешь пополнение принимать, а сейчас приказываю отдыхать, понял?

– Так точно, – старшина справился с дрожащими руками, выпрямился по стойке «смирно».

– Чего тянешься? – недовольно махнул рукой Иванцов. – Иди уж… богатырь, тоже мне. Грузовик ваш на ремонте, возьмешь полуторку в хозяйстве Фомина, он знает…

… – Старший, – тихий шипящий голос вывел старшину из раздумья. Он повернул голову и увидел Ласса. Альв сидел чуть поодаль на корточках, внимательно вглядываясь своими глазами без зрачков в лицо Нефедову.

– Что?

– Тар'Наль вернулся. Говорит, что все спокойно.