Мир Гаора

Зубачева Татьяна Николаевна

Надзиратели даже в коридор не вошли, но все дружно рассыпались по койкам и стали укладываться на ночь.

Когда Гаор возвращался из уборной, его окликнул Ворон.

– Ты дурак или сумасшедший?
– и, не дождавшись его ответа, накрылся с головой одеялом.

Гаор пожал плечами и пошёл спать.

Им и впрямь владела какая-то злая радость, он сам чувствовал, что лезет на рожон, нарывается, но ничего не мог с собой поделать. Его ещё хватало на уставные ответы надзирателям и Гархему, на молчание в ответ на оскорбление

или удар дубинкой по спине, ни за что, просто потому, что подвернулся под руку, но и всё. Он яростно учил Махотку физике и автоделу, учил его писать и заставлял читать надписи на канистрах и банках в гараже, быстро объясняя непонятные слова и названия. А вечером, окружённый зрителями и болельщиками, показывал Махотке и остальным приёмы рукопашного боя. Даже забросил папку. Толку-то от его воображаемых листов? Напечатанными ему их не увидеть, и никому другому тоже, так что и сил на них тратить не стоит.

Ворон хмуро наблюдал за ним, но не вмешивался. Как и в бесконечные разговоры о том, как здорово Рыжий врезал той сволочи, хоть чуть-чуть, но рассчитался за Кису.

И в этот день всё было вроде как всегда. Что Ворон пришёл на обед мрачный, будто ему скажи дважды по двадцать пять "горячих" влепили, хотя какие там "горячие" на умственной работе, и о чём-то тихо говорил с Матерью, явно встревоженной его словами, Гаор внимания не обратил. Тем более, что ему сказали после обеда ехать на малом трейлере с Гархемом, и эта перспектива его не очень радовала. Любой разговор с Гархемом теперь начинался и заканчивался оплеухами или пощёчинами, а это уже здорово надоело.

Поездка прошла благополучно. Он получил только одну оплеуху в начале, перед заданием. А потом уже всю дорогу Гархем молчал. Гаор довёз его по указанному адресу, как и было велено, зашёл следом в склад без вывески, взял указанные коробки, перенёс и загрузил их в трейлер, отвёз обратно, высадил Гархема сразу по въезде за линию охраны, притормозил у входа в склады, скинул коробки на тележки бригады Тарпана, отвёл трейлер в гараж, подготовил его на завтра и сдал механику под заливающийся звонок сигнала на ужин. Гархем, конечно, сволочь, но, похоже, время рассчитывать умеет.

А после ужина, Гаор только в спальню зашёл, как его позвал Старший.

– Рыжий, пошли.

Он сразу сунул обратно в тумбочку сигареты и подошёл к Старшему.

– Чего такое?

– Матери зовут, - озабоченно ответил Старший, - пошли.

Они пришли в кладовку Матуни, где уже собрались матери, Асил, Юрила, Мастак и... Ворон? Матуня задвинула за ними самодельный засов.

– Ну, - спросила Мать, глядя на Ворона, - зачем звал?

Ворон кивнул и как-то неуверенно повёл плечом.

– Даже не знаю, как объяснить, но залететь все могут и всерьёз.

– Ну, так по порядку рассказывай, - сказала Матуха.
– Узнал ты чего?

– Да, - кивнул Ворон, - лучше начать с этого. Я работаю в бухгалтерии, и мне там рассказали, как, вернее,

за что уволили ту сволочь. Дело повернули так, что Рыжий на него не нападал, а он сам побился, что у него был припадок, он упал на пандус, бился о бордюр, а уволили его за то, что он убил Кису. Называется это - умышленное уничтожение чужого имущества. Так что никаких разговоров, как Рыжий ему врезал, и прочего быть не должно. Понятно?

– Ни хрена непонятно, - сказал Гаор.

Мужчины согласно кивнули, недоумённо пожала плечами Маманя, кивнули, соглашаясь с Гаором, Маанька и Мамушка, явно не поняла Ворона и Матуня. Только Мать и Матуха стояли спокойно, но явно ждали продолжения объяснений.

– Я за это в "ящике" отлежал и ещё молчать должен?
– стараясь сдерживаться, сказал Гаор.

– В "ящике" ты отлежал за то, что вошёл в запретную зону. Ты был не в себе, рвал на себе рубаху, что-то кричал, вошёл в зону, и тебя вырубили и отволокли в "ящик".

– Охренел?
– начал злиться Гаор.
– Там до зоны ещё бежать и бежать было. Ты вспомни...

– А что тебя за нападение должны были пристрелить, ты помнишь?
– перебил его Ворон.

– А мне по хрену!
– заорал в ответ Гаор.

– А децима тебе тоже по хрену?!
– так же бешено, что уж совсем не походило на него, заорал Ворон.

– Чего?!
– опешил от его крика и услышанного Гаор.
– Ты что, Ворон?

– В сам деле, Ворон, - кивнул Старший, - это чего такое?

– Он знает, - Ворон смотрел на Гаора, - ты, вояка хренов, по истории что имел?

– Десять, - нехотя ответил Гаор, уже начиная соображать.
– Ворон, ты что, её уже в обед сто лет не применяют.

– А бастардов в рабство сколько лет не продают?
– ехидно спросил Ворон.
– Что-то ты для двухсотлетнего неплохо смотришься. Даже первую категорию имеешь.

– А это ты откуда знаешь?

– Отвечу, но сначала ты, именно ты, сам про дециму всем скажи, - потребовал Ворон.
– Ну, что это такое?

– Расстрел каждого десятого по жребию, - глухо ответил Гаор.
– Применялась при отступлении части без приказа или...
– он остановился, задохнувшись от пришедшего понимания.

– Или, - беспощадно потребовал Ворон, - договаривай.

– При неповиновении, - упавшим голосом закончил Гаор.

– В армии децима, а рабам могут и каждого восьмого, и пятого, или вообще каждого, понял, наконец?!

– Подожди, Ворон, - сказала Мать, - это выходит...
– она запнулась, не в силах договорить до конца.

– Да, - устало кивнул Ворон, - по правилам прямо там же должны были застрелить Рыжего, а нас всех выстроить, вывести каждого десятого и расстрелять. И если будем языками трепать и орать так, что в верхней надзирательской слышно, так и сделают.

– Ни хрена себе, - потрясённо выдохнул Старший.

– А чего ж Гархем...?
– Асил не договорил, но его поняли.