Мир Гаора
Шрифт:
На "ты" и без звания. Палата на десять коек, и он сразу увидел, как на третьей во втором ряду зашевелилось, высвобождая из-под одеяла руки... это Сержант?! Но он сразу справился с собой и лицом, шлепком развернул хихикнувшую медсестру к двери, взял стоявшую у стены табуретку, подошёл и сел. Сержант смотрел на него слезящимися глазами и улыбался беззубым ртом.
– Здравствуй, - сказал он.
– Это я.
– Вижу, не слепой ещё, - ответил Сержант.
– Получил
– Получил, - кивнул он.
– А за что сняли?
– Не тому морду набил.
– И снова дали?
– Дали, - кивнул он, недоумевая, откуда Сержант всё знает.
– Это тебе отец рассказал?
– Я сам вижу, - Сержант приподнял чуть подрагивающую руку, указывая на его воротник.
– Пришил, спорол и снова пришил. А отец твой не приходил, нет...
...И снова "твой отец", а не "мой брат". И снова он не понял. И сейчас не понимает, а вспомнил и почувствовал: неспроста. Но тогда не задумался, и сейчас не до этого...
...- Давно?
– Ни разу.
Сержант сказал это так спокойно, что он на мгновение растерялся.
– К нам никто не приходит, - вдруг сказал лежавший на соседней кровати старик, до жути похожий на Сержанта, - мы никому не нужны.
– А ко мне пришли, - возразил Сержант.
– Ему просто больше не к кому идти, - возразил старик.
– Смотри и запоминай, молодой. Если не погибнешь в бою, умрёшь здесь.
– Тьфу на тебя!
– Сержант даже попытался плюнуть в сторону соседа.
– Не слушай его. Ты куда теперь?
– Куда прикажут, - отшутился он, - вот, я конфет принёс. Они мягкие.
Сержант ухмыльнулся.
– Под подушку положи. На проходной сколько отсыпал?
Он подмигнул в ответ.
– Обошлось.
– Не оставит тебя отец в городе?
– тихо спросил Сержант.
– Можно же в учебку пристроить. Ты ж через бои уже прошёл, аттестат хороший, я помню. А то и в свою охрану мог взять.
Он молча мотнул в ответ головой.
– Куда всё-таки?
– совсем тихо спросил Сержант.
– Неужто...
– Нам водки вчера выдали, - так же тихо ответил он, - строевой, считай что, нет, и увольнительная свободно, девок прямо в казарму приводим.
– И ничего?
– Ничего, - угрюмо кивнул он.
– Значит, туда, - вздохнул Сержант и закрыл глаза, полежал так, с сочащимися из-под ресниц слезами.
Он молчал, сидя рядом. В палате слабо стонали, кряхтели, шуршали чем-то.
– Ты аккуратнее, - попросил, не открывая глаз, Сержант, - по дури не лезь.
– Не буду, - кивнул он.
– Я помню, как привезли тебя. Грязный был, тощий.
– Я и сейчас не жирный, - попытался
– Я помню, - продолжал своё Сержант, - а я поглядел, ну думаю, в этом кровь наша, нашего он рода. Ты выживи. Самое главное на войне не победить, а выжить. Кто выжил, тот и победил...
...Кто выжил, тот и победил. Попробуем, по-твоему, Сержант. Свет гаснет, ночь ему устраивают, а поесть перед темнотой не дали. На кого-то это, может, и действует, а на него... Постараемся, чтоб не подействовало.
А после дембеля он к Сержанту на кладбище пришел. Армейское кладбище там же, при госпитале-интернате. Зелёное поле, аккуратные ряды гипсовых, под камень, табличек. Звание, имя, фамилия, год рождения, год смерти. Таблички так тесно, что понятно: под ними не саркофаги, а простые урны с пеплом, а то и вовсе ничего. Уборщик показал ему нужный ряд... Уборщик... спутанные волосы закрывают лоб, неровная щетина на подбородке и щеках, в растянутый ворот старого свитера виден ошейник... Раб. Ошибся ты, старик на соседней койке, не лежать мне в этой богадельне и на этом кладбище. Где рабов хоронят, и хоронят ли вообще, никто не знает. А кто знает, то не говорит...
...На столе вперемешку переполненная пепельница, чашки и кружки из-под чая и кофе, тарелки с бутербродами и вяленой рыбой, пивные бутылки, растерзанные на отдельные листы газеты, исчерканные листы рукописей.
– Пойми, суть не в том, чтобы отыскать жареное! Даже горячее. Как кто-то кому-то набил морду в фешенебельном кабаке! Или с кем спит очередная пассия очередной высокопоставленной сволочи!
– Кервин!
– Извини, Мийра, но...
– Но дети слышат.
– Детям пора спать. Гаор, понимаешь, есть вещи, о которых все знают, или догадываются, но о которых не говорят. Вот это вытащить на свет, обнародовать...
– И пойти по политической статье?
– Смотря как подать.
Он сидит верхом на стуле и курит, а Кервин быстро роется в бумажном хламе, отыскивая что-то, какой-то очередной аргумент.
– Нет, Гаор, если аккуратно, аргументировано...
– Знаешь, какой аргумент в тюрьме?
– перебивает он Кервина.
– А ты знаешь? Ты же не сидел.
– В тюрьме нет, - уточняет он.
– А на гауптвахте приходилось. Так что знаю.
В приоткрытую дверь снова заглядывает миловидная женщина. Кем она приходится Кервину, не совсем понятно, но она ведёт его дом, воспитывает детей, Кервин зовёт её по имени и позволяет всякие вольности, например, вмешиваться в их разговор.
– Иду, - сразу кивает ей Кервин, и ему: - Я сейчас.