Мир хижинам, война дворцам
Шрифт:
Самым горячим желанием, обуревавшим в этот миг Грушевского, было встать и величественным жестом указать этому ксендзу на дверь, прогнать его прочь, как четыре года назад этот иезуит выгнал его самого из Галиции. Однако поступить так он не мог; немыслимо, чтобы в XX веке возникло новое, молодое государство, опираясь только на собственные силы, без поддержки какой–либо из мировых держав. А кто имел проторенную дорогу к повелителям центральных европейских государств, кто давно протоптал тропу к престолу монархов–католиков? Он, возлюбленный сын Ватикана, его преосвященство отец Андрей, его сиятельство граф Шептицкий.
Впрочем,
Грушевский не знал об этом и потому, отвечая Шептицкому, сдержал свои мстительные порывы и просто игнорировал вторую часть его приветственной речи. Он ответил лишь на первую часть.
— Да, отец, — он умышленно употребил сейчас это обращение вместо обычного между ними светского «граф». Обстоятельства трудны: революция!
— О! — небрежно откликнулся Шептицкий. — С чего бы это пану профессору впадать в печаль? Если бы революция произошла на Западе, а, видит бог, это невозможно, тогда бы пан профессор имел основания тревожиться. Но революция в России только увеличивает шансы в нашем общем деле. Бог печется о нас, пан профессор! Силы небесные содействуют нам во всех наших деяниях!
Княгиня Гагарина снова смерила святого патрона недобрым взглядом. Прекрасно владея несколькими языками, в том числе даже русским, старая ханжа ничего не могла понять по–украински. А знать, о чем идет речь, ей было крайне необходимо не только из обычного женского любопытства: набожность отвратила ее от всех мирских дел, кроме одного: давнишняя англоманка, она продолжала ревностно служить интересам английской разведки.
Впрочем, митрополиту это было известно, и, понимая, что разговор становится конфиденциальным, он ласково бросил обеим телохранительницам:
— Можете идти и отдыхать, дети мои. Христос с вами!..
Бросив змеиный, ядовитый взгляд, набожная мегера, а с ней и тихий ангел–хранитель, монахиня–княжна, вышли из кабинета.
2
Когда дверь закрылась и собеседники остались вдвоем, Грушевский молвил не без ехидства:
— Вы правы, граф! Силы небесные вашими молитвами, конечно, будут оказывать содействие, однако силы земные сопротивляются вам жестоко.
— Кто? — коротко спросил Шептицкий. — Временное правительство?
— С Временным правительством мы найдем общий язык, особенно если и в дальнейшем ведущую роль в нем будет играть господин Милюков. Однако есть еще силы, которые хотели бы захватить власть на нашей земле.
— А именно, пан профессор?
— Ну, скажем, рабочие, ваша милость. Полагаю что вы, обладая столь многогранным жизненным опытом, знакомы с этой социальной категорией?
Грушевский с наслаждением подпустил эту шпильку. Он намекал на бунт сезонных рабочих в карпатских владениях графа Шептицкого, происшедший перед войной и подавленный
Шептицкий ответил Грушевскому коротким недобрым взглядом, но шпильку принял: в поединке все средства хороши.
— Рабочие на Украине митингуют под лозунгом «Да здравствуют Советы!» — продолжал Грушевский. — Впрочем, как и в Петрограде, — надеюсь, вы с этим знакомы?
— Ах, так! — спокойно отозвался Шептицкий. — Но ведь, любезный пан профессор, созданный вашими упорными трудами высший орган возрождения украинской нации получил чрезвычайно удачное наименование: «Центральная рада»! Рада — я подчеркиваю. По–русски это и означает «совет». «Да здравствуют Советы!» «Хай живуть Ради!», следовательно, и «Центральная рада» — в первую очередь! Могу только сказать, что из–под вашего пера всегда шли в жизнь слова мудрые и дальновидные…
— Ах, оставьте!.. — буркнул Грушевский. Комплимент смутил его.
— Як бога кохам, пан профессор! — Шептицкий с наслаждением произнес эту вульгарную божбу: осточертевших святош–соглядатаев поблизости не было. — В самом деле! Вы — Центральная рада! То есть, натурально, вы стремитесь к тому же, о чем говорят ваши рабочие в лозунге «Да здравствуют Советы!». — Шептицкий вздохнул: — Ничего не поделаешь, пан профессор, сейчас в России они — сила: революция расшевелила глубокие недра…
— Что же вы предлагаете? — рассердился Грушевский. — Принять и нам демагогию Ленина о социалистической революции?
— Ни в коем случае! — снова спокойно возразил Шептицкий. — Но будет отлично, если украинские трудовые слои именно вас, Центральную раду, и сочтут выразителем своих стремлений. Бог надоумил вас, и вы поступили прозорливо. Действуйте мудро и дальше: пускай в Центральной раде и на самом деле будут представлены самые широкие слои простых людей.
Грушевский снисходительно усмехнулся. Митрополит отстал от событий. Пусть же он сразу в этом и убедится. И Грушевский сказал:
— Я счастлив, граф, что вы поддерживаете мою идею. По всем уездам и волостям я создаю сейчас крестьянские союзы. Конечно, из тех, кто крепко и прочно связан с землей, а следовательно, обладает и национальной сознательностью, a не из всяких бродяг и голытьбы. Вскоре я созову съезд представителей крестьянских союзов, и они выделят в Центральную раду своих представителей.
Шептицкий ободрительно кивнул:
— Божий промысел управляет вашим дальновидным умом. Однако вашу гениальную идею стоит развить. Ничего не поделаешь пан профессор, — снова вздохнул он, — но, вопреки вашей блестящей концепции, украинские рабочие все–таки существуют на Украине. Необходимо, чтобы этот, как сейчас говорится, пролетариат также прислал своих послов в Центральную раду. Тогда для украинских дел не будет страшен и лозунг: «Да здравствуют Советы!» Вы ведь направите деятельность Советов на борьбу за национальное возрождение, а не на потакание темным плебейским инстинктам и опасной большевистский фразеологии. Это будет нелегко пан профессор, от всего сердца сочувствую вам и молю бога о помощи.