Мир «Искателя», 1998 № 03
Шрифт:
Иногда им попадались древние рисунки на скалах, нанесенные некогда прежними обитателями этих мест. В большинстве своем они изображали победы охотников над зверями. Мяндаш внимательно их разглядывал: возможно, некоторые из них были связаны с легендами его далеких предков. Наконец, истомившись бесплодными поисками, зайдя, казалось, в самое сердце каменной чащи, они остановились передохнуть, присели, прислонившись к камням.
Вдруг Мяндаш вскочил на ноги и указал на одну, ничем не примечательную скалу.
— Смотрите! Смотрите! — воскликнул он. Скала,
— Это изображение священного знамени; значит, оно должно быть поблизости — иначе зачем тратить столько сил на рисунок? Однако где оно может быть спрятано?
Они смотрели и так, и эдак — однако скала казалась монолитной, без трещин. Наконец конунг додумался: он достал корону, и лишь только надел ее — как увидал в скале расщелину на высоте человеческого роста, в непосредственной близости от знака.
— Здесь щель в скале, скрытая при помощи волшебных чар. Корона позволяет увидеть ее! Ну-ка, Гунн, подсади меня! — Богатырь с трудом удержал на плечах своего рослого предводителя, который, ко всеобщему удивлению, прошел сквозь скалу и исчез в ней.
— Сильное, видать, колдовство, было поставлено в старину — вон сколько времени действует! — покачал головой Мяндаш. Гибкий, как кошка, Лоптюж на ощупь последовал за князем.
Перед входом в расщелину лежала нанесенная ветрами куча песка и пыли, но в глубине было чисто. Там они увидали сланцевую плиту, отколовшуюся в древности от стены, а затем прислоненную к ней под углом. Светлыми мелкими рунами были начертаны на ней строки. Князь медленно прочел их: «Здесь — надежда Аб Дор, знамя, врученное человеку богиней». Привалившись к плите, лежал древний скелет воина, рядом — полуистлевший меч.
— Он оставался один. Он один прошел и сделал это, — сказал конунг задумчиво. — Последний знаменосец старого времени. Легенды не донесут до нас его имени, ибо он — за пределами легенд.
Бор подошел к плите и, обхватив ее края, нежно, точно девушку, приподнял, чтобы кости воина не ударились оземь со всего размаху, а тихо сползли, найдя упокоение в древнем прахе, устилавшем пол. Под плитой, невредимое, лежало знамя богини. Это был светлый серебряный диск шириною в локоть, по ободу украшенный свисающими серебряными цепочками, вероятно, изображавшими лучи. Золотом на нем некогда вычеканили черты божества с огненными волосами. Полуторасаженное древко из потемневшего вечного кедра вставили во втулку знамени и прикрепили серебряными гвоздями.
— Вот оно, знамя Прии! — воскликнул Бор, торжествуя; он взялся руками за древко, и знамя вовсе не показалось ему тяжелым — словно сила прошедших поколений вошла в его мышцы. Вместе со своей находкой Бор и Лоптюж выбрались из расщелины —
При движении чудесное знамя издавало легчайший звон, образуемый колыханием серебряных цепочек, ударяющихся о диск. Некоторое время все пятеро молча созерцали блистающий под солнцем талисман, над которым не властно оказалось время. Златокузнец, создавший его, был искусен. Или, возможно, рука создавшая его не принадлежала человеку (так, в глубине души, наверное, думал каждый из них)?
— Куда теперь? — спросил наконец Мяндаш, когда первый восторг слегка поутих.
— Что лежит там, дальше? Как нам незаметно выбраться в котловину Карнасьяур?
— Я не помню этого места, здесь развилка одного из боковых ущелий. Пойдем вперед, возможно, я вспомню.
Бор и его спутники вскоре достигли поворота.
— Постойте, осторожнее! Это… — воскликнул вдруг Мяндаш.
Но люди уже завернули за угол скалы и едва ли не кубарем скатились по крутому осыпающемуся откосу с высоты полудюжины саженей, прямиком в котловину Карнасьяур.
Поднявшись на ноги, Бор огляделся и тут же увидел, что их, похоже, уже ожидали. Навстречу спустившимся со скал людям, направлялись два десятка закованных в чешуйчатую броню черных всадников-бортедров с опущенными боевыми личинами.
— Станем клином! — сказал предводитель дингардцев товарищам, видя, что отступить по крутому склону нет никакой возможности и придется принять бой.
— Хорант! Хорант! — заревели, приблизившись, темные всадники боевой клич — имя своего предводителя, черной башней возвышавшегося среди остальных.
— Первый десяток — вперед! — рявкнул он, и десять всадников, развернувшись дугой, помчались на пятерых людей. Два копья, мечи и топоры были против десятка наставленных конных пик. И знамя — талисман.
Как видно, оно откликалось на чувства, рождавшиеся в душе того, кто держал его в руках во время битвы. Возможно, окажись оно в руках труса, все кончилось бы очень быстро и печально. Но теперь серебряный диск вдруг вспыхнул нестерпимо ярким светом, ослепив всадников и коней на несколько мгновений. Кони, не видя ничего, бросились врассыпную, расстроив атаку, — и бортедры не могли их удержать, роняли и ломали пики, и даже случайно сшибались друг с другом, падая наземь…
Только трое, мгновенно бросив копья, успели прикрыть руками глаза и сохранили возможность видеть. Теперь, выхватив свои острые тяжелые мечи, они ударами шпор принудили коней идти в нужном направлении, горя желанием скосить горстку противников. Но, еще не доскакав до маленького отряда дингардского конунга, первый из них, перелетев через убитого стрелой коня, тяжело рухнул наземь. Бор быстро передал знамя в руки Гунна и с обнаженным мечом ринулся вперед. Отбив страшные удары заостренного меча, он несколькими ловкими сильными взмахами лезвия свалил второго всадника с коня. Турн ловко ранил копьем скакуна третьего наездника. Резко осадив в сторону, тот не стал возвращаться. Все свершилось в несколько мгновений.