Мир «Искателя», 1998 № 03
Шрифт:
Чтобы сэкономить время, я прошел к стойке, заказал два кофе и вернулся с ними к столу. Девочка-подросток вытаращилась на Стивенса и захихикала, демонстрируя плохие манеры, какие бывают у очень молодых. Она что-то сказала своему кавалеру, свежелицему юнцу в полосатом пиджаке и сдвинутой на затылок кепке. Тот оглядел Стивенса и ухмыльнулся. Вероятно, им казалось смешным, что архиепископ пришел в кафе самообслуживания, а может, их развеселил котелок.
— Большое спасибо, что пришли, мистер Стивенс, — сказал я и предложил ему сигарету. Пока он прикуривал, я его разглядывал. Он был в порядке. Преданный слуга семьи, который умеет держать язык за зубами. Ему вполне
Он оцепенел и сидел выпрямившись.
— Кто эта некая сторона? — спросил он. — И не поздновато ли для расследований, а?
— В данный момент я бы предпочел ее не называть, — ответил я. — Согласен, поздновато, но лишь в последние несколько дней на свет всплыли некоторые факты, которые делают расследование необходимым. Вы считаете, Джэнет Кросби умерла от сердечной недостаточности?
— Меня это не касается, — неохотно отозвался он. — Но раз уж вы меня спросили, признаюсь, для меня это был страшный удар. Она казалась такой активной молодой женщиной. Однако доктор Сэлзер заверил, что в ее случае неожиданная закупорка артерии вызывает сердечную недостаточность без каких-либо предварительных симптомов. И все равно мне было трудно в это поверить.
— Интересно, а вы не знаете, почему мисс Кросби разорвала помолвку с Дагласом Шерриллом?
— Боюсь, этого я не мог бы вам сказать, не узнав сначала, кто проводит расследование, — чопорно заявил он. — Я слышал о вашей фирме и полагаю, она на хорошем счету, но я не готов судачить о своем покойном работодателе, пока не узнаю, с кем имею дело.
Дальше этого мы так и не пошли.
В кафе вдруг воцарилась напряженная тишина, и я резко поднял глаза.
Двустворчатые стеклянные двери распахнулись, вошли четыре человека. У двух из них были в руках автоматы «томпсон», у других — автоматические пистолеты «кольт». Четыре темнокожих «макаронника». Один из них оказался моим дружком с грязными манжетами. Двое с «томпсонами» стали по обе стороны зала, откуда у них был хороший сектор для стрельбы. «Макаронник» с грязными манжетами и небольшой итальяшка с покрасневшими глазами направились через зал к моему столу.
Стивенс издал нечленораздельный звук и хотел было встать, но я схватил его и толкнул обратно на стул.
— Спокойно, — прошептал я.
— Эй, заткнись! — сказал один из тех, что были с «томпсонами». Его голос прорезал тихую комнатку, как пуля тонну мороженого. — Ни с места и не раскрывайте варежки, а то всех перестреляем!
Все так и замерли в своих позах — сидя или стоя. Вся эта сцена очень походила на представление восковых фигур. Рука бармена на сатураторе, глаза вылезли из орбит. Пальцы одного из пожилых мужчин сжимали ферзя, сделав ход которым, он собирался объявить мат своему другу. Его лицо напряглось от ужаса. Худая, с изможденным лицом девушка закрыла глаза и прикрыла рот руками. Девочка-подросток подалась вперед, ее красивенький накрашенный ротик раскрылся, в глазах застыл пронзительный крик.
Когда «макаронник» проходил мимо нее, этот крик вырвался-таки у нее изо рта, и притихшую комнату разорвал резкий звук. «Макаронник», выругавшись, саданул ее со злостью по красивой шляпке рукоятью «кольта». Саданул изо всех сил, и, когда рукоять глухо стукнула по соломке, вогнав ее в череп, вышел какой-то очень неприятный звук. Девочка упала со стула,
— Спокойно, все! — возвысил голос парень с «томпсоном».
По одному виду этих «макаронников» я понял, что, если бы хоть кто-то пошевельнулся, они бы принялись стрелять без разбора, не испытывая ни к кому жалости. Им лишь нужен был повод. Сделать я ничего не мог. Даже будь у меня пистолет, вряд ли бы я что затеял. Идти с пистолетом против двух «томпсонов» — это все равно что фехтовать зубочисткой против рапиры. Да и застрелили бы не меня одного.
Два «макаронника» подошли к моему столу.
Положив руки на стол, я сидел, будто каменный, и смотрел на них снизу вверх. Я слышал, как рядом со мной тяжело дышит Стивенс.
«Макаронник» с грязными манжетами злобно улыбнулся мне.
— Только пошевелись, сучий сын, и я выпущу твои кишки, — бросил он, потянулся и схватил Стивенса за руку.
— Идем, ты. Покатаешься с нами немного.
— Не трогайте его, — сказал я сквозь стиснутые зубы.
«Макаронник» вмазал мне по лицу рукоятью револьвера.
— Поговори у меня! — рявкнул он.
Другой «макаронник», сунув дуло револьвера Стивенсу в бок, сталкивал его со стула.
— Не трогайте меня, — задыхаясь, прохрипел Стивенс и слабо попытался освободиться от «макаронника». Оскалившись, «макаронник» стукнул его кулаком, схватил за ворот и отбросил от стола.
Мой корешок с грязными манжетами отошел от меня, и парень с «томпсоном» пододвинулся поближе, держа прицел на уровне моей груди. Я сидел неподвижно, подперев голову и чувствуя в пальцах кровь, горячую и липкую.
Стивенс упал.
— Давай быстрее, — в ярости сказал «макаронник» с грязными манжетами. — Уберите отсюда этого глупого старого ублюдка. — Он наклонился и схватил Стивенса за лодыжку. Его напарник ухватился за другую, и они побежали через зал, волоча за собой лежавшего на спине Стивенса, опрокидывая столы и стулья на пути к двери.
Распахнув пинками створки, они проволокли старика через тротуар к поджидавшей машине. Еще два «макаронника» стояли снаружи с пулеметами, угрожая разинувшей рты толпе, выстроившейся по обе стороны от входа в кафе.
Такой спокойной и хладнокровной расправы я еще сроду не видел.
Два крутых «макаронника» с «томпсонами» задом вышли из кафе и сели в машину. Один из «макаронников» на улице развернулся и стал стрелять через матовое стекло в меня. Я этого и ожидал и, уже когда он только развернулся, соскочил со стула и распластался под столом, вжавшись в пол. Пули отжевали стену прямо над моей головой, и на меня посыпалась штукатурка. Одна пуля оторвала мой каблук. Затем стрельба прекратилась, и, выглянув из-за стола, я успел увидеть, как «макаронник» вскочил на подножку рванувшейся от бордюра и помчавшейся по улице машины.
Я встал на ноги и нырнул в телефонную будку.
Голос зазвучал, как эхо в тоннеле, и проник во все уголки моей комнаты, то был едва различимый голос диктора, исходивший из приглушенного радио. Я ждал этого голоса уже полчаса. Картинка-загадка, разложенная передо мной на столе, интересовала меня не больше, чем дохлая мышь, которую я нашел утром в мышеловке, а может, даже и меньше. От настольной лампы с абажуром на ковре образовалась одинокая лужица света. На полу, под рукой у меня, стояли бутылка виски и стакан. Я уже пропустил стаканчик, а может, даже два или три. После такого вечера стаканом больше, стаканом меньше — роли не играет.