Мир итальянской оперы
Шрифт:
«Ты сделал мне подарок?» – спрашивает она у Рудольфа. Но, прежде чем он успевает что-либо сказать, за него отвечает Мюзетта. И Мими ласково журит его за расточительность. Рудольф не в силах сдержать слезы.
«Плачешь? Не надо... О мой Рудольф, не плачь... Люблю, твоя навек!..» – говорит она ему. Затем угасающим голосом добавляет: «Я руки согрею... и... усну я...»
Присутствующие перешептываются, а Рудольф, не зная, что еще сделать для Мими, отходит к окну и задергивает занавеску... Я вижу, как он идет в каком-то оцепенении и перед его глазами возникает образ маленькой Мими, какой он увидел ее тогда перед окном – озаренной светом луны.
Друзья, к которым Рудольф стоит спиной, понимают, что случилось непоправимое, и, когда он произносит, не меняя позы: «Видишь? Спит спокойно», они
Но тишина длится неестественно долго, тогда Рудольф, резко обернувшись, бежит к постели. Мими умерла – так же тихо и незаметно, как жила.
Не следует портить это изумительное место воплями «Мими!». Хрупкая нежность сцены не требует чересчур пронзительного звучания тенора.
Поражает точность композиторских ремарок в этом последнем великолепном действии. Я всегда советую певцам строго придерживаться авторского замысла. В то же время мне нравится определенная свобода интерпретации, маленькие вольности в выборе выразительных средств, которые, отнюдь не искажая оригинала, поддерживают огонь, горящий в душе исполнителя.
ГЛАВА 16. «ТОСКА»
Вероятно, вы будете удивлены, узнав, что я обожаю готовить. Недавно к поглощающим почти все мое время ангажементам, общественным обязанностям и многочисленным хобби прибавились хлопоты по кухне. Мои изысканные изобретения - кстати, я предпочитаю обходиться без масла и каких-либо других жиров - заняли отныне прочное место в домашнем рационе, свидетельствуя о неистощимой выдумке их автора.
Получив официальное признание семьи, с той же сноровкой, с какой делаю открытия в опере, я открываю консервные банки и маневрирую кухонной утварью, будто новоявленный алхимик - своего рода Калиостро, пытающийся получить золото. Для меня несколько часов, проведенных среди бесчисленных баночек со всевозможными травами, специями, эссенциями (не каждая из них идет в дело, но я люблю, чтобы они всегда были под рукой), - прекрасный способ расслабиться.
Кулинария, как и живопись, является средством самовыражения. Поэтому она может служить поучительным примером для артиста. Ведь ему тоже нужно каким-то образом "приправить" характер своего героя (либо исторического, либо вымышленного). И, располагая любопытнейшими сведениями или слухами, которые на первый взгляд имеют мало общего с сюжетом оперы, он, употребив их в нужном месте и в нужное время, может придать исполнению особый "аромат", а постановке в целом - большую жизненность.
Если говорить о гастрономии, то можно, конечно, не утруждая себя, просто зайти в "Фортнум энд Мейсон" или другой подобный магазин, где торгуют изумительными деликатесами. Хотя они - увы!
– оказывают губительное воздействие на талию и поощряют в пристрастии к просторным курткам. Но если говорить об исполнительском, вернее, оперном искусстве, то здесь вы просто обязаны постепенно накапливать свой собственный запас "специй" - фактов или образов. Благодаря им давно знакомая история обогатится новыми оттенками и красками. Итак, не заходя в этих аналогиях слишком далеко, я тем не менее намерен воспользоваться своей "теорией", чтобы рассмотреть трагическую историю любви и смерти Флории Тоски.
Некоторые утверждают, что Тоска была родом из Рима. Я же склонен думать, что прекрасная Флория родилась где-то между Вероной и Виченцой, посреди зеленеющих холмов, в краю, давшем миру немало исторических и легендарных героинь. По моему убеждению, она могла быть только венецианкой - одной из тех ослепительных женщин, которых изображал на своих полотнах Паоло Веронезе, либо одной из прекрасных мадонн кисти Якопо да Понте (Бассано) или Франческо Гварди. Действие оперы охватывает всего несколько часов, оно начинается утром 17 июня 1800 года и кончается на рассвете следующего дня. Место действия - Рим. Утром 14 июня в битве при Маренго одерживали победу австрийцы. Но исход сражения определила стремительная и внезапная контратака, предпринятая в тот же день, позднее, французскими революционными войсками под командованием Наполеона. Она-то и принесла ему победу. Новости тогда передавались гораздо медленнее, чем сейчас, и весть о первоначальном успехе австрийцев достигла Рима 17 июня. Отсюда ликование
Его превосходительство барон Вителлио Скарпиа, начальник полиции, назначенный на эту должность королевой неаполитанской Каролиной, был послан ею в Рим для подавления мятежа республиканцев. (Папа римский находился тогда в изгнании.)
Скарпиа быстр в своих решениях. Всех подозрительных лиц он немедленно отправляет в замок Сант-Анд-жело, лишая их юридических прав. Казни становятся повседневным явлением. Медлить нельзя, иначе возникнут новые беспорядки. Судебная процедура не более чем формальность, это мы должны прочесть на лицах солдат, производящих расстрелы, и особенно - на лице Тюремщика.
Однако исторический фон этой оперы можно увидеть по-иному, если растворить другие окна, что позволит узреть более отдаленные события, повлиявшие в конечном счете на судьбу Флории Тоски, Марио Каварадосси и самого Скарпиа.
В июне 1796 года Наполеон, будучи в Болонье, навязал папе Пию VI (светское имя - Джананджело Браски, родился в Чезене в 1717 году) перемирие на весьма суровых условиях, вслед за этим последовал жестокий договор, подписанный в Толентино в феврале 1797 года. Между тем Жозеф Бонапарт находился в Риме, где Директория провозгласила Римскую республику (15 февраля 1798 года), консулом которой стал Анджелотти. 81-летний папа был взят под стражу и через пять дней после провозглашения Римской республики перевезен сначала в Сиену, затем во Флоренцию (июнь), в Парму (март 1799 года) и наконец в Турин. Из Турина тяжелобольного старика почти в бессознательном состоянии, в чудовищных условиях отправили через Альпы во Францию. 13 июня 1799 года он был заточен в крепость Баланса, где и скончался от чахотки.
Его останки были возвращены в Рим только в 1801 году по указанию нового папы, Пия VII (Грегорио Луиджи Кьярамонти), который, так же как и его родственник и предшественник, родился в Чезене. Новый папа отложил свой приезд в Рим до 4 июля 1800 года - в этот день Наполеон, одержавший победу при Маренго, предложил заключить договор, подписанный 15 июля.
В опере Пуччини Тоска убивает Скарпиа в ночь с 17 на 18 июня 1800 года. Легенда гласит, что нового папу, Пия VII, приехавшего в Рим в июле, обрадовали и растрогали картины всеобщего ликования на римских улицах. Однако позднее ему стало ясно, что бурную радость римлян вызвал не его приезд, а смерть ненавистного тирана Скарпиа.
Вот так-то!.. Исполнив партию Скарпиа на сцене едва ли не тысячу раз, я, конечно, не однажды задавался вопросом о значении этого человека. Но, по правде сказать, пятнадцатидневные торжества по поводу внезапного устранения Скарпиа с политической арены кажутся мне все же чуть преувеличенными. Может быть, допущена какая-то ошибка в датах? Или новость "просачивалась" постепенно - в течение нескольких дней?
Как бы то ни было, я и этой подробностью не пренебрегаю, пополняя запас "ароматных" деталей. А почему нет? Жил ведь когда-то повар, году эдак в 1500-м, который, бросая в большой котел с кипящей водой наполовину ощипанных цыплят, восклицал: "Tutto fa brodo!" ("Бульону все на пользу!"). Так вот и я: бросаю все, что попадется под руку, в свой "бульон", чтобы он получился покрепче и поароматнее. Смешиваю легенду с историей, правду с вымыслом, размышления с толкованиями - своими собственными и чужими. Но, конечно, главное для меня - помнить об атмосфере, царившей в стране в тот или иной период, учитывая состояние цивилизации в данный исторический отрезок времени.
Отношения между людьми также важны - как достоверные, так и гипотетические. Даже какой-нибудь слушок может иметь определенное значение. Затем я хорошенько перемешиваю все это и пробую на вкус, добавляя непременную щепотку соли или - еще лучше - немного перца. Когда суп готов, я проглатываю его целиком! Я не спешу предлагать свою стряпню публике. Сперва я должен отведать ее сам! И только когда я как следует распробую свое блюдо, зритель начнет ощущать аромат, источаемый всем моим существом.