Мир, который ее принял
Шрифт:
Самое паршивое, в тот момент казалось, что мы с Дашей одни в палатке, так как две наши соседки забились, как серые мыши и затихли, были напуганы, и им было плевать у кого какое бремя, они думали только о себе. Уверена, если бы в тот момент прилетел вертолет, и в нем было только одно место, они покалечили бы друг друга, чтоб оказаться на борту, никто из них не подумал бы о матери со чадом.
Снова крик из палатки Марго: «Вы живы?»
«Да! Живы!» – кричим в ответ.
«Мы начинаем выбираться. Буря стихла. Надо валить!» – приказывает Марго.
Понимаем – это наш шанс. Мы начинаем, что есть мочи раскачивать собой гору снега, завалившую палатку. Я командую: «раз-два, раз-два, влево-вправо». После того, как сбросили основную часть завала, я повернула к предбаннику и начала растегивать полог в палатке. Руки
Ветер сильный, все сносит, и нам едва удается оставаться в вертикальном положении. Выдергиваем из предбанника полупустые рюкзаки, с надеждой хоть что-то забрать. Одну из палаток навсегда пришлось оставить. Темнота, остатки снежных лавин в отдалении продолжают с грохотом падать вниз. Мы в связке с трудом передвигаем ноги, когда не хватает сил держать баланс, начинаем ползти по пластунски.
Тяжелее всего приходилось Ингриде Платоновне – самой старшей из нас. Она шла замыкающей, и мне приходилось ее подтаскивать за собой. Только и слышала, как она приговаривала, обращаясь ко мне: «дочка, ты меня не отпускай, смотри за мной в оба. Здоровье ни к чёрту, ой помру, не дойду». Теперь она вызывала у меня жалость. «Зайцы нынче поскромнее», – проронила я вполголоса. Вспоминала ее холеную, высокомерную улыбку, когда на перроне железнодорожной станции она подшучивала над учасницами похода. Ее лицо представлялось мне эдаким белым пионом – такое же округлое, слегка полноватое. Фактурная женщина, и сразу видно – небедная. Ее муж как-то связан с правительственными делами, поэтому дамочка привыкла крутится в высших кругах. Но выглядит она нелепо: зачем-то на затылке чёрный чепец, прикрепленный невидимками, черные лосины облегают и визуально утяжеляют и без того массивный низ. Поверх драповой куртки повязана тёплая шаль. Ингрида Платоновна явно хотела выглядеть «стильной кокеткой». Её высокомерный тон начинал будоражить меня изнутри. Я понимала, её выкрутасов хватит ненадолго, в определённый момент мне придётся ее заткнуть.
Перед посадкой Ингрид Платоновна, увидев, как я глубоко вдыхаю пережде чем войти в вагон, спросила насмешливо: «Что, милочка, нравится запах креозота? Или перед смертью не надышишься? Ха!»
Вежливо улыбнувшись на нескромную и не очень уместную шутку, для себя поинтересовалась: «А что такое креозот, Ингрида Патроновна, ой Платоновна?» – Да, я нарочно ошиблась. Рядом стоящие оценили ошибочку.
«Креозот, милочка, это тяжелый химический состав, которым покрывают железнодорожные рельсы и которым мы впоследствии так жадно дышим, умирая от вдоха к вдоху. Я смотрю, ты с удовольствием травишься. Ха-ха».
Мда, ходячая энциклопедия.
Я не могла злорадствовать – сил не осталось – просто тащила ее.
Наконец, мы преодолели хребет, а за перевалом и вовсе ветер стих. Мы брели, как стая побитых волчат. Мокрые до ниточки. Вещи, оставшиеся в рюкзаках, тоже были мокры насквозь. Вокруг долина и снежная пелена. Преодолев пару километров, мы наткнулись на охотничью избушку. Это был наш Ноев Ковчег! Мы радовались, как дети: внутри нашлись сухие дрова, и была исправна печь, охотники даже провизию оставили. Мы вскипятили воду! Это был самый вкусный чай в моей жизни, я поняла это после пары стаканов с тремя ложками сахара. Мы накочагарили печь так, что получилась “баня по черному”, и были этому бесконечно рады. Развесили всю мокрую одежду на просушку и рухнули без задних ног – кто на полу расстелил, кто на двухъярусной кровати, по два человека. Мы лежали молча, каждый переваривал происходящее. Ингрида Платоновна пробубнила: «Эх, столько вещей хороших погребено на том склоне». Девчонки напряглись. Я не смогла сдеражаться, ответила: «Да, уважаемая, ничему вас жизнь не учит». Ингрида Платоновна поняла, что я имела в виду, затаилась, не ответила. Марго тоже молчала. Я наблюдала за ней исподлобья, хотелось прочесть мысли, тени которых мелькали на ее лице. Осознает свою ошибку? Оправдывает ли себя?
За окном сумерки, печь так и потрескивает, я успокаиваюсь. Пошарив в ящиках, я нашла сухофрукты, заварила их, чтоб размягчить, после этого отжала, как следует и дала их Даше. «Ешь. Ему сейчас нужно питание». Сказала вполголоса, так чтоб никто не слышал. Мы проспали до позднего утра. Марго с трудом подняла нас. «Вставайте! Надо идти! Не хотелось бы, чтоб нас здесь застали», – торопила она. Мы не сопротивлялись, незамедлительно собрали вещи и отправились в путь.
Нам повезло, потому что большинство участниц похода – девушки тренированные, в студенческие годы занимались спортивным ориентированием. Встряхнув свой старенький компас, я вздохнула с облегчением: «Цел родимый, цел!» Этот компас мне достался еще от прадеда, который всю жизнь был егерем в сибирской тайге. Я держала подарок в правом нательном кармане, только так можно было гарантировать сохранность. Ориентироваться в горах необычайно сложно, но если обратить внимание на растительность на склонах, то ошибиться практически невозможно. Южные склоны, как правило, в большей степени покрыты сосняком и травой.
Мы двигались на юг. Идти до основной трассы оставалось совсем немного. Все чаще встречались свежие следы от лошадей. Погода была ясной. Лучи солнца слепили глаза.
Иду щурясь, но с блаженным видом на лице. Так пригрело, что щеки обдало румянцем. Марго распевает романсы – голос у нее звонкий, хорошо поет, чертовка! Мы подхватываем. Эй, веселей гляди!
Глава 3. Пленницы
Спустя несколько часов мы вышли на автобан. Узкая горная дорога-серпантин, вокруг ни души. К нашему удивлению машин не оказалось, мы продолжали идти вдоль шоссе, с надеждой, что рано или поздно кто-нибудь проедет. Кто бывал в горах, согласится с неповторимым величием и красотой горных пейзажей. Солнце по прежнему светило ярко, как бы заигрывая с нами, неподалеку слышался шум реки, она сбегает на много километров вниз, в долину. Впереди на шоссе каменное крошево – следы ночного камнепада (обвала).
Через тридцать минут мимо нас промчался старенький, обшарпанный жигуль бордового цвета. Машина резко остановилась и на газу сдала назад. Из нее вывалился раскосый тувинец – средних лет, в спортивном черном костюме – прошёл пару шагов к нам навстречу: «Девушки, красавицы куда направляетесь?» – спросил он, поправив тюбетейку. Из мшины за нами наблюдали еще четверо.
Мы начали рассказывать свою историю и попросили о помощи. Нам нужен был микроавтобус, который мог бы довезти до станции.
«Где ваши мужчины, почему совсем одни?» – продолжал аккуратно расспрашивать незнакомец.
Марго поспешила ответить: «У нас женская команда. Действительно, находимся здесь без сопровождения. Так что, поможете!?»
«Не проблема найти транспорт, только вам нужно будет немного подождать. Да, кстати меня зовут Чибис», – с заметным акцентом представился он. Наказал оставаться на этом месте и ждать. Мы сидели вдоль дороги молча, каждая была занята своим делом: кто-то рисовал камешком, скребя по земле, кто-то сидел в полумедитативном состоянии; а я наблюдала, как в горах порхали крылатые ястребы и думала, что хотелось бы скорее стать такой же свободной, как эти птицы.
«Слушайте, девчата! Да никто за нами не приедет! Давайте двинем дальше, зачем ждать у моря погоды?» – предложила Даша.
«Я ноги стерла, нет сил идти, давайте еще немного подождем.» – продолжила одна из участниц группы.
«А у меня уже одышка и дикая аллергия открылась на рододендрон и что теперь!» – вставила неисправимая Ингрида Платоновна.
Через час за нами прибыл УАЗик. С облегчением погрузились с вещами, расположились поудобнее. По салону были разбросаны пустые жестяные банки, крошки хлеба и остатки сушеного мяса.