Мир, который построил Джонс
Шрифт:
Взволнованно облизнув губы, Хиндшоу спросил:
– Может, мы с тобой раньше встречались? Где-нибудь под Чикаго? И я говорил тебе об этом?
– И ты еще попытаешься втюхать мне один. Когда остановимся набрать воды.
Хиндшоу вовсе не собирался останавливаться, он и так опаздывал.
– Воды? – промямлил он.– Какой воды? Ты что, хочешь пить?
– Радиатор течет.
– Откуда ты знаешь?
– Через пятнадцать минут...– Джонс стал соображать – он уже забыл, через сколько точно.– Или где-то через полчаса загорится вот эта
– И тебе все это известно?
– Да, мне все это известно.– Джонс раздраженно оторвал висевшую полоску изодранной обшивки сиденья.– Стал бы я говорить.
Хиндшоу не произнес ни слова. Он молча крутил баранку; прошло минут двадцать, как вдруг загорелась лампочка температуры, и он быстро съехал на обочину.
В полной тишине раздавался только жалобный свист радиатора. Несколько струек дыма от перегретого масла спиралями поднимались вверх из отверстия на капоте.
– Так,– пробормотал Хиндшоу дрожащим голосом, нащупывая дверную ручку.– Пойдем посмотрим? Так где, ты говоришь, колодец?
Джонсу не нужно было искать, он прямо пошел к колодцу. Он был погребен под кучей камня, кирпича и досок – когда-то здесь стоял амбар. Вдвоем они опустили ржавую бадью. Через десять минут Хиндшоу уже открывал бутылки с теплым пивом и объяснял, как действуют его магнитные пояса.
Пока он расхваливал свой товар, в его мозгу одна за другой с бешеной скоростью проносились разные мысли. Да-да, в этом что-то есть. Он кое-что слышал про мутантов и даже встречал их. Большинство – отвратительные уроды, бесформенные чудовища. По приказу властей многих методично уничтожали. Но здесь другое дело, здесь было что-то совсем уж странное. Тот, кто может убрать из своей жизни случайности, кто способен уверенно пробираться сквозь путаницу догадок и предположений...
Потому-то и был Хиндшоу хорошим торговцем – он хорошо угадывал. Но бывало, что и он ошибался и неверно оценивал ситуацию. А этот юнец – ого-го! И они поняли друг друга. Хиндшоу был поражен и очарован. Джонс – высокомерен.
– У тебя много денег? – неожиданно спросил Хиндшоу, прервав самого себя на полуслове. С видом прожженного пройдохи он предположил: – Да у тебя небось за душой нет и пятидесяти баксов. Эти пояса тебе не по карману.
– Да есть у меня пятьдесят баксов,– сказал Джонс,– но на этой дешевке меня не проведешь.
Хиндшоу чуть не задохнулся от негодования: за годы охоты среди доверчивых деревенских жителей, ставших за время войны еще более запуганными и суеверными, он и сам стал верить тому, что им врал.
– Что ты сказал? – начал было он, но когда Джонс растолковал ему, что именно он имеет в виду, старый жулик заткнулся.
– Ну да,– растерянно сказал Хиндшоу, когда Джонс закончил свою короткую и энергичную речь.– Ты еще такой юнец... и ты не боишься говорить то, что думаешь?
– А чего мне бояться?
Хиндшоу сказал с расстановкой:
– Что кто-то подсчитает как-нибудь
– Только не ты,– сказал ему на это Джонс.– Ты и пальцем меня не тронешь.
– Это почему же?
– Ты же собираешься предложить мне вступить в долю. Твои пояса и опыт, мои способности. Пополам.
– Пояса? Ты хочешь продавать со мной пояса?
– Нет,– ответил Джонс.– Это ты хочешь. А я плевать хотел на твои пояса. Мы станем бросать кости.
Хиндшоу совсем растерялся:
– Не понял?
– Играть. Бросать кости. На бабки.
– Я ничего не понимаю в азартных играх.– Хиндшоу заподозрил что-то нечистое.– Ты уверен, что тут все нормально? Что у нас все, черт побери, получится?
Джонс не стал отвечать. Он просто продолжил:
– В этом курятнике где-то через месяц мы откроем дело. Ты станешь получать почти все – мне не это нужно. Потом мы разойдемся. Ты попытаешься меня удержать, тогда я сдам все заведение властям, военной полиции. Девочек отправят в лагерь, тебя посадят.
Хиндшоу испуганно раскрыл рот:
– Ах ты сука, да какие с тобой могут быть дела?
Он схватил бутылку с пивом и шмякнул ее о стену; донышко разлетелось вдребезги, и рука его судорожно сжала «розочку», с острых краев которой капала влажная желтая пена. Он был на грани истерики – какой-то мальчишка смеет с ним так разговаривать!
– Чокнутый! – заорал он и инстинктивно выставил, защищаясь, «розочку» перед собой.
– Чокнутый? – удивился Джонс.– Это почему это?
Хиндшоу замахал руками. Холодный пот тек по его лицу прямо за открытый ворот.
– И ты еще спрашиваешь? Сидишь тут и спокойно рассказываешь, как меня посадишь?
– Но это правда.
Отбросив разбитую бутылку, Хиндшоу в бешенстве схватил мальчишку за грудки.
– Ты что, кроме своей правды, ничего больше не знаешь? – в отчаянии прорычал он.
Нет, он и в самом деле ничего больше не знал. Откуда? Он не делал предположений, он не ошибался, понятия не имел, что такое ложь. Он просто знал, и знал наверняка.
– Можешь отказаться,– пожал он плечами. Он уже потерял интерес к судьбе этого жирного торгаша. В конце концов, все это было так давно.– Делай что хочешь.
Отчаянно тряся мальчишку, Хиндшоу простонал:
– Я влип, и ты это знаешь. Ты знаешь, что у меня нет выбора. Ведь тебе это хорошо известно!
– Ни у кого нет выбора,– задумчиво и сурово сказал Джонс.– Ни у меня, ни у тебя – ни у кого. Мы все тащим это ярмо, как скот. Как рабы.
Хиндшоу медленно отпустил мальчишку. Вид у него был жалкий.
– Но почему? – запротестовал он, воздев к небу свои толстые руки.
– Не знаю. Не могу тебе сказать, пока.– Джонс спокойно допил свое пиво и швырнул бутылку в заросли сухих кустов на краю дороги. За год кусты подросли на шесть футов.– Пошли, мне интересно, что там внутри этого сарая. Я там еще не был.