Мир, который построил Джонс

Дик Филип Киндред

– Но вы не китаянка,– сказала Нина.

– Нет, англичанка. Мои родители сначала были англиканскими миссионерами, а потом отец вступил в партию. В Китае существовала община английских коммунистов.

– Ты хорошо помнишь войну? – спросил Каминский.

– Не очень. Налеты христиан с Формозы... [3] но главным образом запомнилось, как мы печатали по ночам и тайно распространяли все это...

– Как вам удалось спастись? – спросил Кассик.– Почему вас тоже не расстреляли?

3

Тайвань.

–

Мне было всего восемь лет – таких не расстреливали. Один из руководителей Партии удочерил меня. Такой добрый старый китаец, который все время читал Лао Цзы; у него еще были золотые коронки на зубах. Я была под опекой Партии, но тут кончилась война и партийный аппарат распался.– Она покачала головой. – Все это была такая ужасная чепуха... Так легко можно было избежать войны. Если б только люди не были такими фанатиками.

Нина встала.

– Милый,– сказала она мужу,– хочешь сделать мне приятное? Я хочу танцевать.

В одном углу освободили место для танцев, несколько пар механически двигались там взад-вперед.

– Ты правда хочешь? – осторожно спросил Кассик.– Ну хорошо, только недолго.

– Она милая девочка,– сказала Нина холодно, когда они пробирались через переполненный зал.

– Да, все это любопытно, что она рассказывала, особенно как они распространяли среди партийных боссов тексты Хоффа.

Вдруг Нина крепко схватила мужа за руку.

– Я хочу...– ее голос пресекся от боли,– неужели нам уже ничего не вернуть?

– Вернуть? – Он был озадачен.– Что вернуть?

– Наше прошлое. Мы ведь раньше никогда не ссорились. Мы так отдалились друг от друга в последнее время. Мы больше не понимаем друг друга.

Он тесно прижал жену к себе; ее тело в руках его показалось удивительно хрупким.

– Все этот проклятый... но ведь когда-нибудь это кончится и мы снова будем вместе, как раньше.

Пораженная Нина умоляюще посмотрела на него снизу вверх:

– Но разве так уж нужно, чтобы это кончалось? Разве нужно бежать от этого? Разве нельзя смириться и принять все это?

– Нет,– сказал Кассик,– я никогда не примирюсь с этим идиотизмом.

Острые ногти жены отчаянно впились ему в спину. Она опустила голову ему на плечо; лицо его утонуло в пышной копне ее волос. Знакомый запах щекотал ноздри: упоительный аромат ее тела, смешанный с теплым запахом волос. Он ощутил всю ее: гладкие обнаженные плечи, мягкую ткань платья, слабый блеск мелких капелек пота, выступившего над верхней губой... Охваченный сильным желанием, он крепко прижал ее к себе. Оба молчали. Потом она подняла вверх подбородок и с улыбкой, дрогнувшей на губах, поцеловала его.

– Мы будем стараться,– тихо сказала она.– Мы сделаем все, что можно. Правда?

– Конечно,– ответил он, растроганный до глубины души.– Это слишком важная штука... Нельзя, чтобы наша жизнь прошла так бездарно. И у нас есть Джек.– Его пальцы легли ей на шею, подняв вверх копну ее распущенных волос.– Ведь мы не хотим отдать его на растерзание стервятникам.

Глава 10

Когда

окончился танец, он повел ее обратно к столику, сжимая ее тонкие пальцы до тех пор, пока оба не уселись. Каминский дремал, развалившись на стуле и что-то бормоча себе под нос. Тайла сидела прямо, и весь вид ее говорил, что она в полном порядке. Она уже выпила свой коктейль и заказала еще.

– Еще разок,– бодро сказала Нина. Она подозвала официанта и повторила свой заказ.– Макс, у вас такой вид, будто мы надоели вам до смерти.

Каминский с трудом поднял лохматую голову.

– Мадам,– ответил он ей,– не троньте человека.

Ночь подходила к концу. Люди покидали бар, поднимались по лестнице вверх, выходили на улицу. На сцене опять появились те двое, мужчина и женщина, разделись и снова начали свой танец. Кассик не обращал на них внимания; погрузившись в собственные мрачные мысли, он сидел и тупо посасывал напиток, едва сознавая, что пьет, едва замечая рокот голосов в дымном воздухе подвала. Когда выступление закончилось, основная часть зрителей поднялась со своих мест и повалила к выходу. Бар наполовину опустел. От лестницы, ведущей на улицу, потянуло холодным утренним воздухом.

– Уже поздно,– сказал Кассик.

На лице Нины появилось выражение паники.

– Нет, они закрываются ненадолго,– горячо запротестовала она.– Там есть помещение, которое вообще не закрывается. Ну пожалуйста, потанцуем еще перед уходом.

Кассик покачал головой:

– Извини, любимая. Я падаю с ног.

Нина встала:

– Макс, пригласите меня.

– Конечно,– сказал Каминский.– Я сделаю все, что вы захотите. Повеселимся напоследок.

Неуклюже взяв ее за руку, он не то повел, не то потащил ее через толпу теснившихся к выходу людей туда, где танцуют. Там уже двигалось взад-вперед несколько измотанных пар. Двое гермафродитов, обе женщины, бесстрастно танцевали с двумя посетителями-мужчинами. Потом им, видимо, это надоело, они переменили пол и уже мужчинами побрели между столиков, подыскивая себе партнерш. Сидя за столом, Кассик спросил:

– Они что, умеют управлять своим полом?

Тайла все посасывала свой напиток.

– Наверно,– сказала она.– Это настоящее искусство.

– Разврат.

Одна за другой гасли лампы. Когда Кассик снова поднял глаза, он увидел, что Каминский сидит, облокотившись о стол. Уже не танцует. Но где Нина? Сначала он не мог найти ее взглядом, но потом узнал знакомые белокурые волосы. Она танцевала с одним из гермафродитов. Обняв ее за талию, стройный молодой человек танцевал с бесстрастным профессионализмом.

Не сознавая, что делает, Кассик встал.

– Ждите меня здесь,– сказал он Тайле.

Схватив сумку и плащ, Тайла тоже вскочила:

– Нам лучше быть вместе.

Но Кассик думал только о Нине. Его жена и гермафродит, держась за руки, уже шли туда, где, как подсказывал ему инстинкт, были какие-то кабинеты. Оттолкнув какую-то подвернувшуюся пару, он пошел за ними. Проскочив какое-то темное помещение, он оказался в пустом коридоре. Он слепо рванулся вперед. За поворотом он застыл как вкопанный.