Мир от Гарпа

Ирвинг Джон Уинслоу

«Я хочу прочитать все книги», — писала она. Гарп сказал ей, что Хелен тоже большая охотница читать. Он уверен, что они с Хелен понравятся друг другу. Эллен Джеймс была счастлива.

«Кто был вашим любимым писателем в детстве?»

— Джозеф Конрад, — ответил Гарп. Она вздохом выразила свое одобрение.

«А моим Джейн Остин».

— Прекрасно, — похвалил Гарп.

В аэропорту Логан она буквально спала на ходу; Гарп провел ее по проходу и прислонил к стойке, пока заполнял бумаги, чтобы взять автомобиль.

— Т. С.? — переспросил служащий. Одна

из грудей Гарпа сбилась чуть не под мышку, и служащий растерялся: вдруг это бирюзовое тело развалится у него на глазах.

Эллен Джеймс спала, свернувшись, как котенок, на заднем сиденье автомобиля, несущегося по темной дороге на север, к Стирингу. Колено ее было ободрано, заметил Гарп в зеркальце, и она сосала во сне большой палец.

Похороны Дженни Филдз оказались в общем не такими плохими; Гарп получил от матери некое важное послание; и вот теперь едет в машине, опекая слабое человеческое существо. Вот когда он понял, в чем главный талант матери: Дженни Филдз всегда поступала справедливо. Когда-нибудь, надеялся Гарп, этот кусок его жизни станет перепревшим писательским материалом, но это сугубо личное дело. А самое главное — в ту ночь после похорон в машине, несущейся в Стиринг, прислушиваясь к сонному дыханию настоящей Эллен Джеймс, Т. С. Гарп принял знаменательное решение — он будет во всем следовать примеру матери.

Как бы она была рада, узнай при жизни об этом решении сына.

«Смерть, по-видимому, не любит ждать, пока человек к ней подготовится, — писал Гарп. — Смерть капризна, ей нравится своим приходом набросить на жизнь флер драматизма».

И вот Гарп, в кои-то веки забыв все свои дурные предчувствия и перестав чуять присутствие «Прибоя» (во всяком случае, с той минуты, как приземлились в Бостоне), вошел наконец в дом Эрни Холма, своего тестя, неся на руках спящую Эллен Джеймс. Должно быть, ей было лет девятнадцать, но она была легче, чем Данкен.

В полумраке гостиной, к удивлению Гарпа, перед телевизором в одиночестве сидел директор Боджер, лицо у него было серое и печальное. Его не шокировало появление Гарпа, одетого, как проститутка. Но он с ужасом уставился на спящую Эллен.

— Она…?

— Она спит, — сказал Гарп. — А где все остальные? — И тут Гарп явно услышал шаги «Прибоя» по холодному полу тихого дома. «Прибой» давно уже воплотился для него в огромную, бутылочного цвета жабу.

— Я звонил вам, — сказал Боджер. — Эрни…

— Сердце? — догадался Гарп.

— Да, — сказал Боджер. — Хелен наверху. Ей что-то дали, и она уснула. А я решил дождаться вас — знаете, вдруг дети проснутся, что-нибудь попросят, они могут ее разбудить… Примите мои соболезнования, Гарп. Такие вещи время от времени происходят, и всегда неожиданно, или кажется, что неожиданно.

Гарп знал, что Боджер тоже любил его мать. Он был уже очень стар и собирался на пенсию.

Гарп положил спящую Эллен на софу и выключил бледный экран, который бросал мертвенный отсвет на лицо спящей девушки.

— Во сне? — спросил Гарп, стягивая с головы парик. — Вы нашли его здесь?

Бедный

директор занервничал.

— Нет, наверху, в постели, — ответил он. — Я его позвал снизу, но сразу понял — надо идти наверх. Пришлось привести его немного в порядок, и уж потом звать кого-нибудь.

— Привести в порядок? — переспросил Гарп. Он расстегнул молнию на своем кошмарном бирюзовом костюме и теперь силился извлечь наружу подкладные груди. Должно быть, старый директор решил, что знаменитый писатель теперь нарочно переодевается в дорогу.

— Только, пожалуйста, никогда не говорите об этом Хелен, — попросил его Боджер.

— О чем не говорить?

Из-под оттопыривающегося жилета Боджер вытащил затрепанный замусоленный журнал. Это был тот порнографический журнал, в котором Джону Вулфу удалось опубликовать первую главу «Мира от Бензенхейвера».

— Сердце его остановилось, когда он смотрел вот это, — сказал Боджер.

Взяв журнал из рук Боджера, Гарп вообразил сцену смерти старого Холма. Сердце его остановилось, когда он мастурбировал, глядя на скабрезные картинки. В те далекие годы учения в Стиринге среди борцов ходила шутка — если умирать, то только так. Именно так и ушел из жизни старый тренер, а добряк Боджер натянул на него трусы и спрятал журнал от дочери.

— Врачу, который удостоверил смерть, мне пришлось сообщить об этом, — сказал Боджер.

Гарп вспомнил, как мать ненавидела похоть. Она бы сказала сейчас: вот похоть одолела и погубила еще одного хорошего человека! Эрни был так одинок всю жизнь, и сердце у Гарпа зашлось от жалости.

— Ваша матушка, — вздохнув и покачав головой, сказал Боджер, стоя на крыльце в холодном свете электрической лампы, одиноко горевшей во тьме огромного школьного двора, — ваша матушка была удивительной женщиной. Настоящим борцом, — говорил старый Боджер с гордостью. — У меня до сиу пор хранится несколько ее записок к Стюарту Перси.

— Вы к ней всегда хорошо относились, — сказал Гарп.

— Она стоила сотен Стюартов Перси, — проговорил Боджер.

— Да, стоила, — согласился Гарп.

— Знаете, он ведь тоже умер, — сказал Боджер.

— Толстый Персик? — переспросил Гарп.

— Вчера, — сказал Боджер. — Долго болел. Знаете, как это бывает.

— Не знаю, — ответил Гарп. Он никогда об этом не думал.

— Обычная история — рак, — печально пояснил Боджер. — Он уже давно болел.

— Очень жаль, — сказал Гарп. Он подумал о Пушинке и, конечно, о Куши. И о своем давнем враге Балдежке; он до сих пор вспоминал во сне вкус его уха.

— У стирингской церкви завтра будет хлопотный день, — сказал Боджер. — Хелен вам объяснит, она в курсе. Стюарта будут отпевать утром, Эрни позже, днем. А насчет Дженни вы знаете?

— Нет, не знаю.

— О мемориале.

— Боже! — удивился Гарп. — Мемориал? Здесь?

— У нас в школе теперь учатся девушки, — сказал Боджер. — Вернее, молодые женщины, — добавил он, тряся головой. — Ничего не понимают, они совсем юные. Мне они кажутся маленькими девочками.

— Старшеклассницы? — спросил Гарп.