Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
— Потому и сказал, что низиной идти безопаснее?
— Да.
— Так вот почему ты побросал жнецы в реку? — насмешливо улыбнулся Доггинз.
Милон воззрился, не веря глазам.
— Ты побросал жнецы в воду? — Найл кивнул. — Но зачем?
— Затем, что… — подобрать нужные слова оказалось не так–то просто.
— Потому что, если есть желание в Дельте уцелеть, надо, хочешь не хочешь, стать частью Дельты. Нужно расположить ее к себе.
— А если кто–то вдруг возьмет и нападет, тогда что? Спор давался непросто, умы у собеседников
— Ну как это еще объяснишь? — Найл пожал плечами. Симеон, однако, смотрел на него с заинтересованным любопытством.
— А вот взял бы да попробовал.
Найл глубоко вздохнул. С чего начать?
— В Дельте каждый организм приспособлен как–то нападать и защищаться. Но жнецы., они слишком… беспрекословны, что ли. — Попробовал встрять Милон, но Симеон досадливо отмахнулся: помалкивай, мол. — Они так мощны, что дают нам ощущение… мнимой безопасности, — Найл чувствовал, что изъясняется недостаточно внятно.
— Ложной силы? — переиначил Симеон.
— Совершенно верно! — Найл обрадовался: понимают, значит. — Именно, ложной силы. Мы из–за них чувствуем себя сильнее, чем есть на самом деле. И получается, что они мешают нам уяснить нашу истинную силу… — он легонько постучал себе по лбу.
— Но пауки развили в себе больше такой силы, чем мы, — спокойно заметил Симеон. Найл тряхнул головой.
— Если б так, они бы имели право на господство. Но дело обстоит иначе.
Доггинз, с набитым ртом:
— Дайте парню поесть спокойно.
Симеон смотрел на Найла с глубоким интересом.
— Так что там насчет пауков?
— Они на самом деле не сильнее нас. Просто мы не научились использовать собственную силу по–настоящему, — Найл осуждающе мелькнул глазами на Милона. — И не овладеем ей никогда, пока будем полагаться на жнецы.
— Но как нам без жнецов биться с пауками? — спросил Симеон и добавил:
— Или скажешь, может, что бороться с ними и не надо?
— Бороться, безусловно, надо, — сказал Найл, — но их же методом. И рано или поздно нам придется научиться жить с ними в мире.
Доггинз взглянул на товарища с удивлением:
— Я–то думал, ты мечтаешь с ними покончить.
— Да, вначале. Но это было до прихода в Дельту.
— А теперь ты что, против жнецов? — спросил Симеон.
— Категорически, — был ответ.
— Почему?
— Потому что если пустим их в ход, то не удержимся от соблазна истребить пауков всех поголовно.
— И что, ты считаешь, нам надо со жнецами делать? — спросил Милон.
— Если желаешь знать, что я на этот счет думаю… — Найл умолк в нерешительности.
— Да, желаем, — сказал за всех Симеон.
— Я считаю, нам надо повыбрасывать их вон в то озерцо.
Милон поперхнулся от таких слов. Симеон сердито на него махнул, чтобы молчал, а сам нарочито спокойно спросил:
— И что хорошего, по–твоему, это даст? Найл поймал себя на мысли, что все это время непроизвольно смотрел на слепые, умолкшие глаза Манефона.
— Для начала, это бы
— Ты в самом деле так думаешь?
— Да, — однако, чувствовал Найл себя хвастливым подростком, пытающимся сейчас выкрутиться перед сверстниками. На Манефона стыдно было и смотреть.
— В таком случае, — медленно проговорил Симеон, — нам, вероятно, есть смысл попробовать, — он оглядел остальных.
У Найла упало сердце. Он уже собирался сказать, что не это имел в виду. И тут впервые подал голос Манефон:
— Я не хочу, чтобы для меня кто–то приносил жертвы.
Голос был блеклым, невыразительным, но, судя по всему, Найл заронил надежду.
Все поглядели сначала друг на друга, затем вместе — на Манефона. Каждый ощущал себя виноватым в том, что Манефон вот ослеп, а они все зрячие. Симеон поднял взор в сторону моря.
— Худшее позади. Повезет, так через пару часов дойдем до моря.
Глаза у всех остановились на Доггинзе. Тот делал вид, что ест и не прислушивается, но по лицу–то видно: чувствует, что ждут его решения. В конце концов, он дернул плечом.
— Ладно, поступайте как знаете.
— Совсем обезумели! — выдохнул Милон, оторопело округлив глаза.
Ему никто не ответил. Он повернулся к Найлу:
— Как ты думаешь, это поможет Уллику? Найл качнул головой, не сказав ничего. Милон беспомощно развел руками и отвернулся. Симеон протянул свой жнец Найлу.
— Ну что, попробуй?
Найл молча принял оружие. Направляясь медленно к озерцу, он в душе заклинал растение–властитель. Украдкой посмотрел в его сторону. С этого угла оно выглядело до крайности неброско, как любой другой холм. Найл взошел на косогор, выдающийся над озерцом, поднял жнец на головой и швырнул его как можно дальше. В момент броска ощутилась странная возвышенная радость, содержащая элемент злорадства. Затем повернулся; Симеон протягивал ему второй жнец. Найл опять бросил изо всех сил. Оружие с плеском вошло в воду и кануло — только его и видели. Третий жнец Симеон потянул из рук Милона; тот расстался с оружием неохотно. Жнец, кувыркаясь в воздухе, полетел к середине озерца следом за первыми двумя. Когда раздался всплеск, поверхность озерца на секунду взбурлила.
— Там что–то сидит, — угрюмо заметил Догтинз.
— Хорошо, если жрать не хочет, — вставил Милон.
Все смотрели на Манефона, незрячее лицо которого было уставлено в сторону озерца. Затем Симеон бережно взял его за руку.
— Омой себе глаза в воде, — Манефон стал опускаться на колени, не сознавая, что до воды надо еще пройти метра три. — Нет, не здесь. Поди сюда.
Его подвели к месту, где склон полого сходил к воде. Здесь Манефон встал на колени и опускал разведенные руки, пока не коснулся ими поверхности. Затем, склонив голову, плеснул бурой воды себе в глаза. И пронзительно вскрикнул от боли: