Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
Остаться–то как хочется! В пещере он, по сути дела, и не нужен. С той поры как Вайг выдрессировал муравьев и осу, охота стала скорее развлечением, чем необходимостью. В нескольких милях от пещеры изобилие пищи. Сам Найл, как сказал Улф, может возвратиться сразу, как захочет. Почему бы не задержаться здесь на несколько недель или месяцев… а то и дольше?
Очень хотелось найти какую–нибудь достаточно вескую причину. Но не давала покоя мысль, что семья без него осиротеет. Тогда Найл задумался над тем, что именно его здесь держит.
Позволил себе помечтать о том, как, может, возьмет Мерлью в жены, а то еще и усядется со временем на трон Каззака. И вот тут–то в груди шевельнулось вдруг сомнение. Вспомнились слова Айрека: «А здесь, кроме еды, и заняться толком нечем…» И Найл не на шутку задумался: а каково это — год за годом сидеть под землей? Дома он, по крайней мере, волен покидать жилище и приходить когда вздумается. Там наверху ждал постижения целый мир. Мир чудес наподобие той страны муравьев или исполинской крепости на плато. Здесь же только тем и живут, что трусливо прячутся от смертоносцев.
Картина вырисовывалась совершенно ясная. Живи он в этом городе, дни протекали бы в сытости и благополучии. Родившийся здесь ребенок мог вырасти, состариться и умереть, ни разу в жизни не испытав бередящего чувства постижения нового. Отчего Дона так набрасывалась на него с расспросами о жизни в пустыне, путешествии в страну муравьев? Потому что для нее все это олицетворяет мир, исполненный и опасности, и одновременно с тем захватывающих возможностей. Для детей подземного города каждый день жизни здесь — лишь нудное, неизменное повторение предыдущего, привычка.
Вот в чем дело, внезапно уяснил Найл. Вот оно что: привычка. Привычка — тяжелое теплое одеяло, грозящее удушьем. Убаюкивает ум, нагнетая неизбывное чувство смутного недовольства. Сдаться во власть привычки — значит застыть на месте, утратить способность к изменению, развитию…
Донесшийся из–за стены приглушенный смех отвлек от раздумий: по коридору гонялись друг за другом двое ребятишек. Снова вспомнилось об играх в большой зале, О Мерлью. Окрепшая было решимость мгновенно улетучилась. О какой скуке может идти речь, если он каждый день будет видеть Мерлью?
Найл лежал с открытыми глазами вот уж больше часа, а сон все не шел. Пошли мысли о Каззаке. Почему венценосец предложил отцу, чтобы он, Найл, остался? А вдруг его об этом попросила Мерлью? Эх, если б можно было с кем–нибудь обо всем этом поговорить, а не валяться здесь, когда голова разбухает от неразрешенных загадок!.. Может, Стефна еще не спит?
Осторожно, чтобы не разбудить отца, он выскользнул из–под одеяла и на цыпочках прокрался к двери. Соседняя комната оказалась пустой. Пробравшись через нее, Найл остановился возле занавески, ведущей в комнату Стефны и Доны,
— Здравствуй, Найл. Что поделываешь? — спросил тот.
— Так, сон что–то не берет.
— Сон? Какой сон, времени всего ничего! Мы вот идем домой к Найрис поиграть во что–нибудь. Хочешь, пойдем с нами?
— Наверное, ни к чему, — виновато потупив голову, рассудил Найл. — Мы с отцом, должно быть, утром отправимся обратно, так что надо хорошенько покемарить.
Жаль, что Корвиг не один, можно было бы спросить у него совета. Корвиг просунул Найлу руку под локоть:
— Да ладно тебе, храпануть всегда успеешь. Давай сходим.
Девушка — глаза большие, выразительные — спросила:
— А почему ты так скоро отсюда сматываешься?
— Отец говорит, пора обратно. Если б уговорить его задержаться на несколько дней… — Он повернулся к Корвигу. — Ты не мог бы попросить своего отца, чтобы переговорил с моим?
Они вышли в главный проход, ведущий в большую залу.
— Он сейчас там, — кивком указал Корвиг, — почему б тебе самому его не попросить?
Венценосец прохаживался в одиночестве, вчитываясь в пергаментный свиток, который держал возле самого носа. Встречные почтительно пригибали на ходу головы, хотя владыка едва ли кого замечал. Корвиг, приблизившись к отцу, склонил голову и негромко произнес:
— Властитель… — Каззак вскинул голову, раздраженно сверкнув глазами, но, заметив Найла, милостиво улыбнулся.
— Прошу прощения, властитель, но Найл хотел бы тебя кое о чем спросить, — сказал Корвиг.
— Да–да, я весь внимание. — Каззак взял Найла за руку. — О чем ты хочешь спросить меня, мой мальчик?
— Я насчет нашего завтрашнего отхода, властитель…
По лицу Каззака пробежала тень.
— Завтра? Так скоро? Почему бы тебе не задержаться?
— Именно об этом я и хотел тебя просить. Не мог бы ты уговорить моего отца?
Каззак с рассерженным недоумением пожал плечами.
— Об этом у нас с ним уже был разговор. Твой отец сказал, что переживает об оставленной семье. Но оговорился, что это не повод к тому, чтобы и ты уходил вместе с ним.
— Я как раз хотел остаться.
— Неужто? Прекрасно!
Приветственно кивнув, напротив венценосца выжидательно остановился стражник.
— Знаешь, — сказал Каззак, — я сейчас занят, а ты, думаю, мог бы сходить и поговорить с Мерлью. Она сейчас, видимо, одна.
— Благодарю тебя, властитель.
Покои венценосца занимали два этажа, соединяемые короткой лестницей. Стоящий внизу стражник посторонился, уступая дорогу. Найл оказался в обширной сводчатой зале, где потолок подпирали каменные колонны, а стены были завешены богатыми зелеными занавесями. От доброй дюжины светильников было светло как днем.