Мир плавающих театров

@ Jack Vance "Showboat world", "The Magnificent Showboats of the Lower Vissel River, Lune XXIII South, Big Planet" 1975

Из "Справочника обитаемых миров"

Большая Планета: самая внутренняя планета системы желтой звезды Федры, мир 25.000 миль в диаметре со средней плотностью чуть меньше 2 и притяжением на поверхности чуть больше Земного Стандарта.

Ядро Большой Планеты — стекловидное соединение кальция, кремния, алюминия, углерода, бора и различных оксидов, кажется охладилось и образовало корку, а позже собрало вещество из пространства — нынешний поверхностный слой, которому, как и ядру значительно недостает тяжелых элементов. Можно отметить, что три внешние планеты системы крайне плотные.

Поверхность Большой Планеты приблизительно наполовину земля, наполовину вода; климат, в основном, схож с Земным… Месторождений металлической руды почти не существует; металлы любого сорта редки и ценны.

Большая

планета лежит за границами действия земных законов, и колонизирована группами нетерпящих сдержанности, или решивших жить по неортодоксальным догматам: неконформисты, анархисты, дезертиры, религиозные диссиденты, мизантропы, отступники, уродцы. Огромные пространства Большой Планеты равнодушно поглотили их всех.

В нескольких изолированных районах существует нечто похожее на цивилизованное общество, хотя в более или менее необычных вариантах. Где-нибудь в другом месте, вне зоны обитания маленьких общин, закон столь же силен как местные обычаи, или, как часто бывает, его не существует… Обычаи бесконечно различны, так как за столетия разнородные группы, изолированные и вырождающиеся, разнообразили их вычурными крайностями.

Ученые Земли долго размышляли, анализировали и спорили об условиях, сложившихся на Большой Планете. Сотня фанатиков настаивала на дисциплинарном воздействии Земли, что принесло бы на Большую Планету закон и порядок, но те, кто защищали статус кво всегда выносили конечное заключение: "Большая планета представляется для нас мучительным видением земли за границей, где храбрость, находчивость и отвага более важны, чем мастерство городских абстракций. Первые поселенцы принесли великие жертвы, чтобы завоевать себе свободу. В процессе они волей-неволей определи судьбу своих потомков, так что сейчас новые поколения имеют владения согласно разделу предков, или нуждаются в расширении их до новых границ. Кто может счесть это хорошим или плохим? Кто может вершить правосудие, вносить исправления или устанавливать правду? Если принести закон на Большую планету, если задушить это великолепное различие, инакомыслящие снова лишатся гражданских прав; снова они захотят двинуться с места в небеса еще более отдаленные. Большая планета — дикий мир, и там вершится много темных дел, но однородность установленная принудительным порядком только перенесет дилемму куда-то еще. Большая планета по сути своей проблема, которая не имеет обычного решения."

Там, где река Виссел впадает в Залив Догадка стоит Кобл — порт как для морских когов так и для речных барж — конечная станция для знаменитых плавающих театров этого региона, таких как "Золотистый концерт Фиронзелля", "Час мелодий", "Очарование Миральдры", "Призма печного оконца", "Два шалопая" и других столь же известных.

Вверх и вниз по Висселу странствовали плавучие театры, на север до мыса Стеклодувов или дальше; до Скивари или даже Гаркена. Владельцы плавучих театров, будучи очень экстравагантными по роду своей профессии, особого сорта, отличались тщеславием, скупостью и особого рода искусством создавать трудность для понимания смысла слов, кроме деловых терминов. Если оставить эти качества в стороне, эти люди отличались остроумием. Лемурайел Боук носил черно-красно-коричневые полосатые одежды, и украшал голову трехрядной шляпкой Окончательного Пантологиста; он выбеливал свою кожу по полной белизны и говорил низким, словно из подвала, голосом. Умбер Струн был столь же экспансивен, насколько Боук мрачен. Струн использовал выражения напыщенного тщеславия по отношению к себе и явно поражал изображениями пренебрежительного отношения к своим конкурентам. Дайрик Данкзи носил рапиру и старинные пистолеты за поясом и быстро давал отпор при любой неучтивости, в то время как Гарт Ашгайл поражал элегантной истомой. Элиусис Минт носил жилет и брюки ароматизированного шелка; его речь была богата чувствами, и страстность его натуры изливалась любовью к мужчинам, женщинам и детям в равной степени, иногда до смущающей крайности. Фринг Фантаст был сварлив, терпелив и бережлив; Аполлон Замп хвастался своими украшениями, словно герой легенды и тратил все так же быстро как зарабатывал; вот так это и было на Висселе.

Что касается самих плавучих театров, "Золотистый концерт Фиронзелля" и "Очарование Миральдры" были признаны лучшими, и соперничество между хозяевами, Гартом Ашгайлом и Аполлоном Зампом соответственно, продолжалось долго. Для концертов Зампа были характерны живой темп, привкус, неожиданные потрясения и столкновения; он придавал особое значение фарсу, пантомиме, фокусам, эксцентрическим танцам и нововведением жестокостей. Гарт Ашгайл предпочитал экстравагантности скорее более неторопливые и утонченные. Замп, злясь на свой на постоянный и хвастливый характер, был придирчивым руководителем, требовавшим как виртуозности так и гибкости от своей труппы, тогда как Ашгайл стоил свои спектакли руководствуясь талантами утвердивших себя мастеров сцены. Постановки Зампа были гибкими и живыми; Ашгайл специализировался на трагической драме: "Эмферио", "Лукас и Портмена", "Синий гранат", "Царствование Железного Короля". Костюмы Ашгайла были пышными. Его подборы очаровывали глаз; его увлечение правдоподобием, значительная эротическая знойность сцен и обман реальности, намного превосходили усилия тех, кто пятался удовлетворить свою публику в фальшивками и криками из-за сцены.

Ашгайл путешествовал дальше и расширил зону своих исканий, вверх по Висселу до Лантина и

дальше, по притокам, таким как Сианол, Уэргенс, Марн. Замп предпочитал выступать в городах Нижнего Виссела, с редкими вылазками в Марн, где предрассудки людей были привычными и их товар имел известную цену [1] .

Однажды, когда судно стояло на якоре возле города Ратвик, красно-волосая девочка-мим попрекнула Зампа за его осторожность.

— Уф! — сказала она, дернув за его светлую, щеголеватую бородку. — Должны ли мы всегда бродить вдоль старых берегов? Вверх, вниз; вверх, вниз, от Тамета до Вигтона и Бедбурга и останавливаться только в Кобле для железа твоих денег [2] .

Замп рассмеялся без злобы и осушил кубок вина. Эти двое трапезничали в кормовой каюте Зампа.

— И если это означает, что я обедаю с прелестной спутницей, зачем мне что-то менять?

Девушка, которая называла себя Лаел-Росзой пожала плечами и слегка скривилась.

— Ты в самом деле хочешь услышать о причинах?

— Естественно! Если причины существуют!

— Нет причин, кроме как увидеть иные лица и иные пейзажи. Но разве нет удивительной тайны в том, что Аполлон Замп — самый пикантный бандит на плавающих театрах, использует лишь самые безопасные маршруты?

— Нет никакой удивительной тайны! Я — галантный и пикантный, потому что обстоятельства позволили мне иметь эти качества; иначе я мог бы оказаться таким же тупым как молюск-землекоп Ратвика. Я расскажу тебе мой секрет, — Замп сделал значительный жест и наклонился вперед. — Я ничего не требовал у моей дорогой подруги — Судьбы. Я никогда не испытывал ее, и следовательно мы вместе шагаем в ногу по жизни.

— Возможно твоя хорошая подруга Судьба просто слишком скромная и слишком вежливая, чтобы разойтись с тобой, предположила Лаел-Росза. — Давай испытаем ее по настоящему. Впереди Бедбург — унылая маленькая группа лачуг, где люди зарабатывают себе на жизнь маринуя рыбу. Обрати внимание на мой талисман: на одной стороне знак моего рождения, на другой изображение нимфы Коракис. Я подброшу свой талисман. Если наверху окажется Коракис, мы плывем за Бедбург, вверх по Фюдарту, или Еювису, или даже Лантину до мыса Стеклодувов. Если нет, Бедбург. Ты согласен?

Замп покачал головой.

— Судьба, как признано, имеет свои маленькие причуды; например, она никогда не побеспокоиться, чтобы контролировать вращение талисмана.

— Однако, я подброшу его, — Лаел-Росза запустила железный диск в воздух. Он упал на стол, покатился по вощеному дереву по наклону на край, противоположный тому, где стояла бутыль с вином.

Замп с досадой посмотрел вниз.

— Итак… что я должен понять из этого?

— Ты должен спросить кого-то еще. У меня нет мастерства в толковании знамений.

Замп поднял брови.

— Знамений?

— Ты знаешь об этом лучше чем я. Ты — тот, кто шел рука в руку словно с сестрой, со своей Судьбой.

— Мы шли вместе, — подтвердил Аполлон Замп, — но у нас не было нужды доверять друг другу.

Вечер прошел хорошо. Лаел-Росза спокойно ускользнула назад в свою отдельную спальню палубой ниже, а Аполлон Замп, который возможно принял на глоток или два больше, чем необходимо, откинулся назад на своем массивном стуле из резного пфалакского дерева. Ночь была теплой; створчатые оконные переплеты были открыты. Ветерок заставлял мерцать огоньки в лампах, и на стенах танцевали тени. Замп встал на ноги и осмотрел каюту — палаты, которым мог позавидовать любой человек, обставленные мебелью из массивного пфалака; застекленный шкафчик со стеклянными бутылями, поблескивающими в свете ламп; хорошая кровать с зеленым покрывалом в алькове. Часть ствола лиственницы поддерживаемая балками над головой была украшена резными завитками; дубовая палуба под ногами сверкала — темная и глянцевая от воска. Одна огромная лампа висела над столиком, другая над письменным столом. В этот поздний час различные уровни сознания Зампа лежали открытыми друг для друга. Видения вздымались и вращались; предзнаменования и знаки судьбы были повсюду, и если бы только Замп был достаточно умен, чтобы уловить их. Оконные створки отражали его искаженное подобие. Замп вгляделся внимательнее, разглядывая знакомую личность, дорогую и привычную, однако чем-то ужасную, чужую и искаженную. Фигура была коренастой, с выпуклыми ягодицами, вся одежда висела криво. Светлые кудри колыхались — щеголевато длинные; синие глаза по обе стороны длинного, бледного носа выглядели пустыми. Замп внимательно с негодованием разглядывал сам себя. Существо в оконном переплете мерцало, шло рябью и с негодованием внимательно смотрело назад живя собственной жизнью, так словно оно находило существование Зампа столь же отвратительным, как Замп ее… Замп отвернулся. Если это было предзнаменование или послание, или интуиция — он этого не хотел.