Мир После
Шрифт:
Смыла с себя кровь, подняла с пола кабины своё бельё и вышла наружу.
— Иди, — сказала ему, и Трой послушно прошёл в душ, не снимая с себя грязной одежды.
Я смотрела, как он встаёт под струи, как стягивает с себя мокрую ткань, скидывая её вниз, как начинает мыть своё тело, — и опять не могла понять, что чувствую к нему. Я ненавидела Троя за то, какой мразью он был. И я жалела его за то, что он ничего не мог с собой поделать. Он был болен. Болен Миром После.
И я не могла ему помочь.
Я быстро завернулась
— Не уходи.
Голос Барб прозвучал так жалко, что я не смогла не повернуться к ней.
— Ты не знаешь меня. Почему ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила прямо.
— Тройчик не такой плохой, каким хочет казаться, — помявшись, тихо сказала девочка.
— Я знаю, что он неплохой, — спокойно ответила я, — но наши с ним взгляды на жизнь не совместимы. Фатально несовместимы.
— У Барб так давно не было подруги, — опустив взгляд в пол, сказала та, — не уходи, пожалуйста.
— Ты ведь знаешь, что я не смогу так просто покинуть это место, — попыталась успокоить её я.
— Да, это практически невозможно, — кивнула Барб, — Но желание уйти написано на твоём лице.
Я не знала, что на это ответить. Потому спросила о другом:
— Почему ты называешь себя по имени?
— Барб не с кем было общаться. Очень долгое время. Пока Тройчик не нашёл её, — ещё тише сказала девочка, — Повторяя много раз — намного проще запомнить своё имя.
— Сколько тебе лет, Барб? — глядя на неё, спросила я.
— Тринадцать.
Да, Трою ещё долго будет не разгуляться.
— Тебе нравится делать то, что ты делаешь? — забросила крючок я.
— Да. Барб любит убивать Грешников. И Барб любит прыгать с помощью легкоступов — так она может дотянуться до звёзд! — воскликнула девочка, на лице которой появился румянец.
— И Барб слишком много болтает, — сказал Трой, появляясь в дверях нашей комнаты.
Я обернулась к нему: он стоял, одетый в новую чистую форму; его волосы всё ещё были влажными и слегка убранными назад, а на лице не было ни пятнышка скверны.
Вновь воспользовался антидотом?..
— Гаморичка останется с нами? — в лоб спросила его девочка, и командиру отряда пришлось перевести взгляд на меня.
— Останется, — спокойно ответил он, но его глаза говорили — только попробуй поспорить; я и не пыталась, — Через сорок минут будьте на полигоне. Легкоступы вам выдаст Вельз. А сейчас — свободны.
И он вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
— Он тебя простил, — расплылась в улыбке Барб.
— А ему было за что меня прощать? — я подняла бровь.
— Конечно, — на лице девочки появилось искреннее недоумение, — ты же напала на него!
О. Я уже забыла об
— Жаль, что безуспешно, — сухо сказала, не обращаясь собственно ни к кому.
— Ой, это невозможно, — отмахнулась девочка, — Застать Тройчика врасплох мог разве что командир. Больше это никому не под силу.
— Ты называешь Аста командиром, — заметила я, садясь перед ней на пол — на мягкий ковёр.
Даже странно, что не какой-нибудь «Астаротик».
— Командир — это командир, — как-то странно произнесла Барб, — Тройчик очень по нему скучает.
Не сомневаюсь.
— А что будет со мной, когда Аст вернётся? — спросила её я.
Барб подняла на меня взгляд счастливых глаз:
— У нас будет целая семья!
Понятно…
— Подойди ко мне.
Я сама не понимала, зачем это делаю, но почему-то слова вырвались раньше, чем я успела их остановить. Барб несмело подошла и села на ковёр.
— Повернись спиной, — попросила девочку и, когда та выполнила мою просьбу, взяла её волосы в ладони, — ты всегда ходишь с хвостиками. Почему?
— Я знаю только эту причёску, — тихо ответила та.
— Хочешь, я заплету тебе волосы?
Зачем я спросила об этом? Я не знала. Наверное, мне было жалко эту девочку, — но имела ли я право её жалеть?
Не дожидаясь ответа, я начала плести косу на одном из хвостов, обмотала её вокруг своей оси и спрятала конец под резинкой. Затем проделала тоже самое со вторым хвостом. Всё это время девочка сидела, замерев на одном месте, словно боясь шелохнуться и спугнуть мои руки со своих волос…
Когда я закончила, Барб продолжала сидеть на месте. Может, она хотела продлить мгновение, а, может, думала, что я тут же всё и расплету, не дав ей увидеть результат… Я ощутила что-то странное в своём сердце. Не жалость, не тоску… что-то иное.
— Готово, — сказала ей, мягко положив руку на маленькое плечо.
— Можно посмотреть? — негромко и с каким-то священным любопытством спросила Барб.
— Иди, — кивнула я.
Та подошла к зеркалу и некоторое время молча смотрела на своё отражение; затем медленно повернулась ко мне и, растянув огромную счастливую улыбку на лице, сказала:
— Барб красивая!
— Ты всегда красивая. И с хвостами, и с култышками, — улыбнулась я.
— А ты улыбнулась! — Барб ткнула в меня указательным пальцем и подпрыгнула вверх, — Гаморичка улыбнулась, благодаря Барб! — она так же резко, как начала радоваться, развернулась обратно к зеркалу и потрогала всей пятернёй объёмную култышку, — култышка, — медленно повторила она, глядя на своё отражение, как зачарованная.
— Барб научит меня пользоваться легкоступами?..
Говорить было легко, а вот надеть странные тяжелые кроссовки на ноги и попытаться уловить в них равновесие во время прыжков…