Мир, потерянный временем
Шрифт:
– И средь веселья и дурмана – была здесь лишняя душа. – Джулия невольно содрогнулась от неожиданности, но не только это взбудоражило её покой: девушке не пришёлся по душе тон, с которым была произнесена эта фраза. Голос эльфа звучал холодно и несколько надменно, казалось, что каждое слово оплетено чем-то угнетающим, тянущим на дно бездны, что покрыта вечными льдами, где царствует одно отчаянье.
– Простите, – вопросительным тоном отозвалась хмари, в глубине души надеясь, что ей показалось, и незнакомец произнёс совсем иное.
– Вы ничем не отличаетесь… – не успел незнакомец закончить фразу, как его перебил непринуждённый голос Эсея.
– Моё почтение, Тирон. Уже успел познакомиться с Джулией? – Голос кентавра звучал
– Джулия, – растягивая имя, вторил эльф, словно пробуя его на вкус, после чего почтительно кивнул головой и удалился.
– Не обращай на него внимания, – дружелюбно приобняв хмари за плечи, произнёс Эсей. – Эльфы весьма заносчивы и разговаривают с тобой, как с ребёнком. – Голос кентавра звучал успокаивающе, но осадок, оставшийся после разговора, всё ещё терзал душу хмари.
– Он разговаривал со мной так, словно, моё присутствие здесь – ему не по душе. Почему? А другие? Я вижу их опасливые взгляды – они смотрят на меня, словно ожидая чего-то плохого.– Голос Джулии дрожал от волнения: если до этого момента она предполагала, что такая реакция масу вызвана тем, что они давно не видели людей, то сейчас она была уверена – это не так. – Расскажи, Эсей, – уже более мягким тоном попросила хмари, заглядывая в глаза кентавру. Но в его взгляде она видела нежелание делиться тайной, что была неведома лишь ей одной. Так они простояли минуту в полном молчании, сверля взглядом друг друга, пока Эсей обречённо не выдохнул, начиная свой рассказ с отступления:
– Прежде, чем я начну рассказывать – пойми: эта история не имеет никакого отношения к тебе, – сделав паузу, кентавр дождался, пока хмари кивнет в знак согласия, после чего продолжил повествовать: – Когда-то давным-давно хмари и масу жили вместе, объединённые одной идеей, целью – мы были единым народом, что жил в мире и согласии. – На лице Эсея мелькнула лёгкая улыбка, вызванная воспоминаниями. – Это было прекрасное время: мы, кентавры, учили хмари охотиться, осваивать разные ремёсла, эльфы делились с ними знаниями, дриады открывали тайны анистии…
– Тайны чего? – с недоумением поинтересовалась Джулия, перебивая кентавра.
– Умением исцелять, – пояснил Эсей, легко улыбаясь.
– У нас это называется медицина.
– Какое странное слово, – чуть нахмурив брови, произнёс кентавр. По его лицу было видно, что он прибывает в задумчивости, из которой его вывел насмешливый голос хмари.
– Это ты мне говоришь. – В ответ девушка получила лишь снисходительную улыбку.
– Случилось так, что один из хмари поднял протест. Он обвинял нашу мать в том, что масу ущемляют права его народа, что она лишает их свободы воли, и они здесь пленники. – Кентавр внимательно посмотрел на Джулию. – Эльф, с которым ты разговаривала, это Тирон – глава эльфов. В те времена у него была жена – Элиэль – она была одним из прекрасных существ Осхории. Добрая, внимательная, скромная. – Лицо Эсея исказила печаль вперемешку со скорбью. – Что уж скрывать?! Её любили многие. Да, и сами эльфы в те времена были не такими холодными, как сейчас. Но я немного отошёл от темы, – отдёргивая себя, произнёс кентавр. Его лицо больше не выражало скорбь – оно вновь стало спокойным и непринуждённым. – Элиэль была одной из первых, кто отправился поговорить с хмари – она желала понять, что их натолкнуло на такие мысли, и решить эту проблему раз и навсегда. Но проблема заключалась в том, что хмари уже были настроены на войну, и в знак своей решительности они убили всех, кто к ним пришёл, в том числе и Элиэль. Тирон не смог оправиться после утраты, хотя и не показывает это. Джулия, – в голосе Эсея скользнула печаль, – в той войне погибло много масу: кто-то потерял любимых, кто-то друзей. Далеко не все смогли простить это хмари.
– Это люди убили тех существ? – Джулия судорожно пыталась вспомнить, как их зовут. В её голове крутился голос Томисы, что рассказала ей легенду
– Троси, – помог девушке кентавр. – После того, как их не стало, Ирэтериэль спрятала наш мир от хмари.
Джулия чувствовала себя неловко от разговора с Эсеем. После того, как она узнала правду, разговор с Тироном приобрёл совершенно другие краски. Девушка почувствовала себя не только нежеланным гостем, но и ненавистным. Она чувствовала свою вину перед всеми, хотя и не понимала в чём – ведь это так неправильно. Она не должна ощущать себя виноватой в том, что когда-то какой-то неизвестный ей человек поднял восстание, после которого погибло столько существ. Её взгляд устремился на веселящуюся толпу, что задорно кружилась в танце, легко посмеиваясь. Те, кто не танцевал, оживлённо вели беседы, яро жестикулируя конечностями, иногда заливаясь звонким смехом. С лиц собравшихся не сходили улыбки – они выглядели по-настоящему счастливыми, беззаботными. И в первый раз за всё это время Джулия ощутила себя чужой в этом мире, ей казалось, что она недостойна находиться здесь. Ей было стыдно за своих предков. Как? Как они могли убивать масу? Ведь они казались такими миролюбивыми, добрыми, приветливыми, дружелюбными, отчасти даже фантастическими (ибо таких светлых душ она не встречала раньше).
Глаза Джулии стали наполняться слезами. Она не хотела верить в эту жестокость.
– Прости, я…я, – заикаясь, замямлила хмари.
– Эй. – Голос Эсея звучал уповающее, даже несколько утешающе, когда его руки коснулись хрупких плеч Джулии. – Помнишь? Мы в самом начале разговора договорились, что эта история не имеет никакого отношения к тебе. – Его слова звучали убедительно, а пристальный взгляд внушал доверие. – Ты ни в чём не виновата. – После этих слов, кентавр обняли хмари лишь на пару мгновений, но этого времени хватило, чтобы придать больше уверенности самой Джулии. – А теперь улыбайся – настало время веселиться, – отпуская девушку, произнёс Эсей, едва заметно подмигнув, чем вызвал её улыбку.
Не прошло и пяти минут, как кентавр и хмари уже кружились в хороводе, в который их так охотно утянули наяды. И эта ночь вновь заиграла красками празднества, радуя землю светло-голубым сиянием Луны. А небо, что больше походило на чёрное полотно, было усыпано множеством звёзд, переливающихся, манящих – они словно вторили голосам наяд, исполняя танец, смысл которого был ведом только им. И казалось, что всё в эту ночь было забыто: и боль, и страдания, обиды, что, подобно облезлой кошке, драли душу в клочья. И, вот, когда уже все собрались на поляне, ожидая той секунды, что предскажет будущее на год вперёд, Джулия верила, что всё будет прекрасно. Какие могут быть беды, когда этот миг так восхитителен? И вся дальнейшая жизнь представлялась такой же.
Масу теснились друг к другу, почти все они улыбались, с надеждой устремляя свой взгляд к Луне. Когда небо стало приобретать желтоватый цвет, вокруг воцарилась тишина. Джулия и сама чувствовала, как невольно затаила дыхание. Всего пара секунд, и небо вновь стало непроницаемо чёрным, на нём больше не было видно звёзд, а сама Луна стала светиться ярко-голубым, медленно меняя свой цвет: сначала она окрасилась в бледно-жёлтый оттенок, из которого перешла в красный, а после и вовсе в пунцовый. И как только это произошло, со всех сторон послышались тяжёлые вздохи и неуверенные шепотки.
– Кровавая Луна… – Кровавая Луна, – всего два слова, которые Джулия смогла разобрать. Но в этих двух словах она слышит столько страха, что он невольно закрадывается ей в душу, заставляя сжаться и приготовиться к худшему. Она нервно оглядывается по сторонам и видит испуганные глаза масу: кто-то дрожащими руками обнимает рядом стоящих, словно пытаясь спасти от какой-то угрозы, одни нервно перешёптываются, другие же так и продолжают в ступоре смотреть на Луну, хотя та давно уже приобрела свой первоначальный вид.