"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Вы алхимик? — спросил я.
— Был… работал над «облагорожением» металлов, как вы, дорогой друг, работаете над «облагорожением» возлюбленного человечества. Но мои опыты завели меня на новые пути, и в один прекрасный день я сам себя озадачил одним открытием, о котором мои счастливые современники еще ничего не ведают.
Он усмехаясь потер руки.
— Вот как! — Что же вы открыли? — спросил я.
— Увы, старую истину, что всякая плоть бренна, да еще в большей степени, чем воображает наш самоуверенный род людской.
Он указал порошок. Я было хотел
— С ума вы сошли!.. Да, стоило бы дать вам дотронуться… — захихикал он, поглядывая на меня, — Что, однако, за странное, необъяснимое чувство — симпатия! — продолжал он. — Никогда до сих пор не имел я друга, поверенного; я едва знаю ваше имя и тем не менее готовлюсь сейчас посвятить вас в самую замечательную тайну с тою же инстинктивной уверенностью, с какою юноша впервые берет девушку или оса-паразит находит к кому присосаться. Странно, не правда ли?.. Пожалуй, это величайшая загадка бытия. — Ну, а теперь глядите во все глаза, дружок!
Он почти торжественно засучил рукава, согнул бумажку с порошком, быстрым мягким движением высыпал содержимое на свежий, сочный ростбиф… и тут произошло нечто неописуемое.
Я только что успел схватить глазом лазоревую щепотку порошка на багровом фоне говядины, как в ту же секунду на месте мяса закипел какой то водоворот, закрутился миниатюрный смерч… и мясо исчезло, на тарелке осталась лишь серая пыль, прах, укладывавшийся холмиком и распространявший вокруг запах гелиотропа, столь сильный, что у меня сделалось сердцебиение.
— С этим покончено, — с тихим клокочущим смешком проговорил он. — Теперь смотрите сюда.
Он протянул руку за окно и сорвал ветку бузины, темнозеленую, сочную, но всю густо облепленную жирными травяными вшами. Он с отвращением положил ее на тарелку и чуть чуть посыпал порошком…
Пуф-ф… Повеяло гелиотропом, и — листья, стебель, вши — вся мерзость разом пропала, претворилась в кучку чистенькой пыли, праха.
— Не правда ли своеобразный взрыв? — спросил он. — Бесшумный, всеразрушающий, катастрофический для всякой живой ткани — поскольку и кусок сырого бычачьего мяса можно назвать живым. Следовало бы, конечно, проделать опыт над живым быком. Как вы думаете, не пойти ли нам вечерком в поле, высыпать пакетик порошку на одну из коров арендатора?
Признаюсь, я возмутился, запротестовал.
— Ну, полно, — возразил он. — Из праха взятый в прах и обратится; арендатор знал это, когда покупал их; кроме того, у него их не одна, а целых пятнадцать.
Представьте! Он успел пересчитать стадо.
— Неужели вы действительно?
— Всенепременно. Самого огромрого быка мы заставим исчезнуть, как мыльный пузырь… Никому и в голову не придет, куда девался бык, раз никто не увидит, как это случилось… Стало быть эксперимент вполне безопасен. — Что? Если явится нечаянный свидетель, например, — сам арендатор… Что ж, нам стоит только посыпать и его порошком, чтобы избавиться от него навсегда, и… этого доброго человека избавить от всех земных горестей.
Сухонький человечек кинул
— Увы! — вздохнул он, — будь у нас под рукой хоть кошка!
— Живая? — испуганно воскликнул я. Теперь то я понял, с какой целью он заманивал кошек молоком. Четыре жирных кота моей вдовушки серьезно рисковали попасть в беду.
— Да как их поймаешь, этих проворных бестий! Они, пожалуй, симпатическим путем чуют, что их собираются «пульверизовать», а им это вовсе не улыбается. Вот, если бы мадам Меллер добыла нам хоть одну… Эй, мадам Меллер!
Вошла мадам Меллер, придурковатая неряха, тугоухая разиня, кофейница, мать восьмерых слабоумных ребят, из которых двое уже угодили в приют для идиотов. Большие очки на носу, а на шее — от самого ворота платья до уха — туберкулезная язва.
— Достаньте нам кошку! — отрывисто приказал он, относясь к ней словно к какому то клоуну на арене жизни.
— Плошку? Плошку? — переспросила она и принялась шарить на этажерке так, что полки затряслись, слетела на пол газета и целая коробочка порошку опрокинулась бабе прямо на голову.
Я расслышал крик вскочившего профессора… Увидел голубые пятна и полоски порошку на белой коже головы под жирными черными волосами… А потом сероватый смерч взвился с пола к потолку и осел небольшой кучкой праха, распространяя удушливый запах гелиотропа, от которого подымался звон в ушах.
— Благодарю, не ожидал! — произнес он, — Вот тебе и мадам Меллер — взорвалась!..
Сердце мое неистово колотилось в груди от ужаса: погибла ведь жизнь человеческая! А он стоял себе с улыбочкой и с видом живейшего интереса сказал:
— Изумительно, все таки, даже гребенка, и та исчезла, и шлепанцы! Понимаете?
— Мама! Мама! — позвала из корридора старшая дочка мадам Меллер, восемнадцатилетняя девушка, гнусавая от полипов в носу. — Мамы у вас нет? — простодушно просунула она голову в дверь.
— Ах ты, какая оказия! Пыли то сколько насело! Не прийти ли с метелкой?
— Пожалуйста, — ответил он.
— Ну, знаете ли!.. — воскликнул я. — Ведь это ее собственная мать…
— Тише! — шепнул он, схватив меня за руку. — Или и вам захотелось отправиться тою же дорогой?
Я окаменел. Думаю, что и с вами, дорогой читатель, было бы то же.
Девушка принесла метелку и сорную лопатку, а немного погодя унесла на лопатке собственную мать.
— Скажите сами, что же оставалось нам делать иначе? — зашептал он. — Заявить о происшествии. Рассказать? Кому? Ни одна живая душа в мире нам бы не поверила. Мадам Меллер исчезла. Это факт. И разве это не лучший исход для нее самой, откровенно говоря? Да лучше было бы и ее бедной дочке отправиться за ней следом.
Он сухо, отрывисто засмеялся. Он ведь был аристократ, турист, курортный гость… А я — всего на всего учитель… Вдобавок я был знаком с мадам Меллер давно, в течение многих лет беседовал с нею…