Мир приключений 1959 г. №5
Шрифт:
— Как вы себя чувствуете? — поминутно спрашивал его Коржевский.
— Голова болит.
— Вы слышите какой-нибудь запах?
— Да, очень сильный и неприятный.
Значит, формальдегид все-таки проходил, минуя коробку фильтра.
На звездолете уже знали обо всем, что случилось. У дверей выходной камеры в полной готовности стоял Степан Аркадьевич с сумкой первой помощи в руках. Баландин и Пайчадзе держали носилки.
Как ни велико было беспокойство за здоровье товарища, время, установленное для дезинфекции, было соблюдено полностью.
Из выходной камеры можно было говорить только с центральным пультом.
Когда она, наконец, открылась, они увидели, что Зайцев и Князев держат Второва на руках.
— Он потерял сознание три минуты тому назад, — сказал Белопольский.
Андреев молча открыл сумку.
— Положите его на пол, — сказал Коржевский.
Оба врача склонились над пострадавшим. Через минуту Второв открыл глаза, и Андреев приказал перенести его в лазарет.
— Ничего, все в порядке, — ответил он на вопрос Белопольского.
Романов и Князев, как самые сильные из всех, понесли носилки. Ходить по звездолету, да еще с грузом, было очень трудно. «Клиника», как в шутку называли лазаретное помещение, по счастью, находилась в этом же коридоре.
— Венера щедра на сюрпризы, — сказал Зайцев. — Что-то будет дальше?
— Как с линейкой, Зиновий Серапионович? — спросил Белопольский у Баландина.
— Она несомненно деревянная, — ответил профессор. — Породы дерева мы не могли определить…
— Не удивительно!
— Но можно с уверенностью утверждать, что она очень долго находилась в воде. По-моему, не меньше года.
— Не меньше года, — задумчиво повторил Белопольский. — Так! Выходит, что линейка попала в воду год тому назад?
— Как будто так.
— В таком случае бесполезно искать ее хозяев. За такой долгий срок ее могло принести из другого полушария планеты.
— А если ее потеряли звездоплаватели, то их корабль давно покинул Венеру, — добавил Мельников.
— Звездоплаватели?..
Белопольский пожал плечами. По этому жесту было видно, что Константин Евгеньевич не очень верит в посещение Венеры обитателями другого мира.
— Перископ еще наверху? — спросил он.
— Конечно нет.
— Поднимем его еще раз. Пройдемте на пульт, Зиновий Серапионович!
Воздушный шар с подвешенной к нему телевизионной камерой снова поднялся над звездолетом. На экране появился океан. Камера медленно вращалась, и водная равнина сменилась оранжево-красной панорамой «леса».
— Поднимите перископ выше!
Мельников исполнил приказание. Было заметно, что шар сильно относит к востоку, но все же горизонт расширился.
— Так и знал! — сказал Белопольский. — Смотрите!
Глазок перископа повернулся в это время к северу. И Баландин и Мельников одновременно заметили вдали темную полоску воды. Такие же полоски оказались с запада и юга.
— Мы на острове, — сказал Белопольский. — Когда Станислав Казимирович говорил, что деревья на берегу в действительности кораллы, я сразу подумал, что нам попался не материк, а коралловый остров, который выходит на поверхность только днем, во время отлива. Ночью — это дно океана. Становится понятным, почему здесь нет растительности, которая должна быть на Венере, а только морские организмы. Необходимо отыскать материк и перелететь на него.
— Остров совсем не так уж велик, — заметил Баландин. — Даже удивительно, что мы не заметили, подлетая, что это
— Было гораздо темнее, — ответил Мельников, — и горизонт был закрыт грозовыми фронтами.
— Но все же, — продолжал профессор, — он гораздо больше, чем самые большие коралловые постройки на Земле. Правда, и сами кораллы, если это действительно кораллы, неизмеримо крупнее земных. Во всяком случае, прежде чем улететь, надо тщательно изучить остров.
— Безусловно! — согласился Белопольский. — Тем более, что мы и не можем скоро покинуть это место. Кораблю негде развернуться для старта. Он останется здесь до вечера, то есть недели полторы.
На Земле, которая в полтора раза дальше от Солнца, чем Венера, приливная волна достигает в некоторых местах, например в бухте Фанди в Северной Америке, между Новой Шотландией и Новым Брауншвейгом, двадцати одного метра в высоту. Правда, земные приливы обязаны своим происхождением главным образом Луне, притяжение которой заметно влияет на них, но близость Венеры к Солнцу должна была с избытком возместить отсутствие у планеты спутника. По мнению Белопольского и Баландина, приливы на Венере могли достигать восьмидесяти метров. Ночью, когда вслед за Солнцем, уходящим к западному горизонту, на остров надвигается приливная волна, только вершины самых высоких коралловых деревьев остаются над поверхностью океана. Всё остальное погружается в воду.
Находящиеся сейчас на суше морские растения и животные с наступлением ночи «просыпаются» для питания и жизни. Днем, оказавшись на воздухе, они впадают в состояние своеобразного анабиоза, наподобие «земной спячки» у некоторых земных животных и растений. К такому выводу пришли Баландин и Коржевский.
Уже больше ста часов, почти пять земных суток, звездолет находился на Венере. Научная работа, к которой так тщательно готовились на Земле и в пути, постепенно развертывалась.
Помимо вполне естественного желания как можно лучше и полнее изучить то, что никогда и никем не изучалось, и свойственного ученым «ненасытного» любопытства, заставлявшего их забывать об отдыхе, членов экипажа «подгоняли» мысли о Земле.
Перерыв радиосвязи, сознание, что близкие люди, ставшие в разлуке еще дороже, мучаются страшной неизвестностью, тяжело переживалось всеми. Постоянная занятость помогала бороться с томящей тоской. Андрееву приходилось часто обращаться к Белопольскому или Мельникову, чтобы поддерживать неизменным установленный ими распорядок дня, а в особенности «ночи». В определенные часы экипаж звездолета обязан был ложиться спать, но почти «ежедневно» кто-нибудь пытался нарушить это правило.
За бортом был «вечный» день, — туманная полумгла, не рассеиваемая ни единым лучом Солнца. Чуть ли не через каждый час свет сменялся полным мраком наступающих гроз. Некоторые члены экспедиции начали проявлять нервозность. Андреев и Коржевский ввели обязательные лечебные процедуры, которые должны были ежедневно проходить все без исключения. Попытки уклониться от них, особенно частые со стороны Второва, Топоркова и Князева, решительно пресекались командирами корабля. Сохранить здоровье — это было одной из главнейших задач. Белопольский и Мельников, которые сами чувствовали себя превосходно, первыми являлись в «клинику», показывая пример остальным.