Мир приключений 1963
Шрифт:
— Проверяю свою подвижность в ограниченном помещении.
— Ну, проверяй, проверяй. Может, когда и пригодится. Юзбашева эти слова почему-то развеселили.
— Ох, ты прав, дружок! — Он засмеялся, протянул руку и хлопнул летчика по плечу. — Вот и я тоже уверен, что пригодится!
— Ну и рука у тебя! Чуть мне плечо не отбил.
— Да уж, никому не посоветую встретиться с моей рукой, когда она злая!
Успокоительно стрекотал мотор. Под крылом проплывали огромные бурые пятна — это солончаки. Узенькая светлая виточка —
— Правильно говорят: «Айастан — карастан», — сказал, издыхая, Махмудов. — Армения — страна камней.
Гарник Мисакян нетерпеливо тронул его за локоть:
— Ну дай же мне штурвал…
Пилот снисходительно засмеялся:
— Ой, хвастун, собачий сын! Вы понимаете, ребята, в чем дело? Не терпится ему покрасоваться перед вами. Смотри, чем хвалишься, па том и провалишься. Возьми штурвал!
Он отодвинулся. Гарник положил руки на штурвал. Это уже не в закрытой кабине, на земле, тайком, чтобы никто не видел, — это в воздухе! Он — хозяин полета, король пространства! Самолет повинуется ему!
Восторженно, с визгливыми нотками в голосе он закричал, стараясь перекрыть шум мотора:
— Смотрите же!
А приятели и так не отрываясь глядели на него. Бабурян забыл, что ему худо, — откинулся назад и широко раскрытыми, круглыми от удивления и страха глазами следил за движениями штурвала. Юзбашев всем своим огромным телом подался вперед.
— Смотрите! Смотрите!
Гарник по-хозяйски удерживал штурвал, гнал легкокрылую машину вперед, вперед! «Ну, теперь вы понимаете, — бормотал он, хотя и знал, что друзья не слышат его, — самолет мне подчиняется! Хочу — набираю высоту, а вот спускаюсь к земле»…
Он прикусил губу и начал плавный разворот влево.
— Ну, видите? — крикнул нетерпеливо. — Чего вам еще надо?!
— Ты куда? — Махмудов вырвал штурвал из рук Гарника. — Наш курс — прямо! Там же граница, чудак!
Гарник откинулся на сиденье, победно взглянул на пилота:
— Чего испугался? Проба сил.
— Ты все же попытан сначала у хозяина — можно ли! И чего, спрашивается, пробовать? — Борис обернулся к двум другим пассажирам. — Летает ваш приятель, ничего не скажешь! Вот что значит прирожденный у человека интерес к воздуху. Пять — шесть дней приглядывался — и пожалуйста, уже почти все понял! И он уже плавает, понимаете, на воздушном океане, повелитель стихий!
Гарник негромко отозвался:
— Ты напрасно смеешься. То ли еще будет…
— Ну, убедились?
— Да. Ты молодец.
— Теперь вы поняли, что я вас не обманываю?
— Просто гениально! Огромные успехи за такой короткий срок.
— В общем, время обсуждений и разговоров кончилось. Давайте назначим конкретный день.
— По-моему, уже давно решено, что это должно произойти в воскресенье.
— Пусть будет так: ближайшее воскресенье!
— Хорошо, я согласен.
— Это значит — десятого сентября.
— Мне понравился этот мальчик, этот Борик Махмудов. Хотелось бы лететь именно с ним.
— Почему именно с ним?
— Контакт уже наметился. Паренек он понятливый, толковый. Для чего нам искать другого?
— Нет, с ним я не хочу!
— Объясни.
— Не понимаешь? Может быть, мы не поладим с пилотом… И придется по отношению к нему что-то предпринять… Это ведь вполне возможно, мы не исключаем, что так может получиться… Вот на такой случай Борик меня не устраивает. Мне его жаль. Пусть это будет мой каприз. Достаточно и того, что он для нас уже сделал.
— Ладно. Мне-то, собственно, все равно.
— Тем более, что я его изучил. Он не согласится.
— Соглашаться или не соглашаться человек может, когда у него есть выбор. Мы никакого выбора пилоту не оставим. Но я не спорю. Пусть будет тот, кого нам пошлет судьба.
— Желательно бы умного, сговорчивого, с хорошим характером.
— Посмотрим…
— Значит, в воскресенье?
— Да, десятого сентября.
Глава V
Эту ночь с субботы на воскресенье Грамт провел неспокойно. Долго не мог уснуть, а когда часы в столовой пробили три раза, он проснулся со свежей и ясной голевой, как будто вытащил ее из-под крана.
Бессонница его не тяготила.
Он радовался, что сейчас, когда часы отсчитывают медлительные секунды, он может без помех и неторопливо обдумать предстоящие перемени. И, если вдруг он улыбнется или насупится, никто не поспешит заметить это и спросить: «Грантик, милый, что с тобой?» Ох, уж эта чуткость всех домашних!
Он лежит на спине, подушку положил сверху на лицо. Он улыбается.
И почему-то ему кажется, что Эмма сейчас тоже не спит, думает о нем и тоже улыбается.
Ах, какой щедрой, удивительно интересной стала его жизнь с тех пор, как он познакомился с Эммой у падающего камня!
Кстати, а камень-то все еще не упал. Вчера они были там. Все еще держится…
Сегодня они снова пойдут туда. Он будет писать ее портрет. Это уже решено. И потом они сравнят — как он увидел ее в первый раз и как видит теперь. Это очень важно.
Пойдут они туда после полета. После того, как он вернется.
Собственно, он мог бы сегодня и не лететь. Вообще отлетался он на «Як-12», хватит. Теперь он уже — наконец-то! — пилот тяжелых транспортных самолетов. Правда, пока еще второй пилот, с таким званием он кончил школу высшей летной подготовки. Приказ о назначении на «Ил» уже подписан. Но вчера позвонили из штаба авиагруппы, попросили в последний раз слетать на «Яке». Кто-то из ребят заболел, надо помочь.
Ну что ж, в последний раз слетаем на «Яке». Поможем, раз надо.