Мир Приключений 1965 г. №11
Шрифт:
— Включи вентилятор, ужасный ты человек, — сказала Аленка. — На тебя страшно смотреть… И возьми пистолет.
Под комбайном зашипел воздух, продираясь через густую никелевую сетку, и вентилятор заныл, как москит.
— Родные звуки, — сказала Аленка. — Я тоже пойду, после посуды.
— Мы же договорились. Я иду к Клубу.
— Андрейка, они мне ничего не сделают. Я знаю слово. Ну, один разок сходим вдвоем.
— Не дурачься. Клуб начнет нервничать, и пропадет рабочий день. У тебя хватает работы. Сиди и слушай.
Он уже сошел с мостков, взял шестик, прислоненный к перилам, и
— Ставь в дневнике точное время — часы сверены. Я пошел.
— Погоди минутку. Очень много крокодилов. Ты слышал, сегодня один шнырял под палаткой?
— Тут везде полно этой твари. Будь осторожна.
— Я ужасно осторожна. Как кролик. Сейчас я их пугну. Поспорим, что я попаду из пистолета вон в того, большого? — Аленка достала из-под палатки свой пистолет и положила его на локоть. — Нет, лучше с перил. Вот смотри.
Солнце уже поднялось над черной водой, и ровная, как тротуар, дорожка шла к палатке, и по ней ползли черные пятна треугольниками, и рядом, и еще подальше. За пятнами по тихой воде тянулись следы, огромным веером окружая палатку. Выстрел и удар пули грянули разом, столбы дрогнули, и крокодил забил хвостом, уходя под воду.
— Вечная память, — сказала Аленка, — вечная память… Сейчас мы вам добавим… Вечная…
Палатка снова качнулась, зазевавшийся крокодил щелкнул пастью над водой и скрылся в темной глубине, и вот уже над поляной тишина, гладкая маслянистая вода отражает солнце. Андрей бредет по вешкам к берегу, ощупывая дно шестиком и обходя ямы. Кинокамера сверкает на поворотах. Хлюп-хлюп-хлюп- он идет по вязкому дну. А вот и шагов не слышно. Андрей подтянулся на руках, прошел по сухому берегу и исчез. Обезьяна снова заорала в джунглях.
День начался.
— Сегодня день особенный, — сказала Аленка, обращаясь к примусу. — Понял, крикун? Ну, то-то…
Она сидела под тентом, придерживая пистолет, и прислушивалась, хотя почему-то была уверена, что теперь ничего не услышит — с сегодняшнего дня.
— Все ученые — эгоисты, — сказала Аленка. — Завтра все равно пойду в муравейник. Я-то же стою кой-чего, только я очень странно себя чувствую. Плоховато я себя чувствую, И все равно завтра я пойду.
Она попробовала представить, что там видит Андрей, продвигаясь по пружинящей тропке, и, как всегда, увидела первую атаку муравьев, первый выход в муравейник три месяца назад.
Они шли вдвоем по главной тропе, потея в защитных костюмах, и, в общем, было довольно обыденно. Как в десятках муравьиных городов по Великой Реке. Они осторожно ставили ноги, чтобы не давить насекомых, хотя много раз объясняли друг другу, что это чепуха, сентиментальность — этим не повредишь муравейнику, который занимает добрых сто гектаров. Они часто нагибались, чтобы поймать муравья с добычей и посадить его в капсулу, иногда смахивали с маски парочку — другую огненных солдат, свирепо прыскающих ядом.
На повороте тропы Андрей обнаружил новый поток рабочих — они тащили в жвалах живых термитов — и сказал: “Ого, смотри, Аленка!..”
Это было немыслимое зрелище — огненные муравьи, свирепые, тащили термитов, осторожно, даже нежно держа их поперек толстого белого брюшка, а взрослые термиты с готовностью
“Ну и ну! — сказала Аленка. — Если в джунглях встретишь неведомое…”
“Оглянись по сторонам, авось увидишь что-нибудь еще”.
Сидя на корточках, они рассовывали термитов по боксам, и вдруг она сказала:
“Ой, Андрей, мне страшно!”
“Кажется, мне тоже…” — невнятно ответил Андрей из-под забрала.
Они встали посреди тропы, спина к спине, и Аленка услышала щелчок предохранителя, н новая полна ужаса придавила ее, даже ноги обмякли. Маленький тяжелый пистолет сам ходил в руках, набитый разрывными снарядами в твердой оболочке, — оружие бессильных.
“Смех, да и только, — пробормотал Андрей. — Как будто рычит лев, а мы его не слышим”.
“Откуда здесь львы?”
“Откуда хочешь”, — ответил Андрей совершенно нелепо, и тут страх кончился, как проходит зубная боль, и они увидели диск, неподвижно висящий метрах в двадцати от них, над низкими деревьями, как летающее блюдце. Так они и подумали оба, таращась на него сквозь стекла масок. Наконец Андреи поднял стекло и посмотрел в бинокль.
“Крылатые, только и всего…”
Именно с этого момента и началась игра в “только и всего”. Когда они добрались до Большого Клуба, Аленка сказала: “Только и всего”, — и когда в первые дни разлива огромный муравьед удирал от огненных, Андрей вопил ему вслед: “Только и всего!” — а муравьед в панике шлепал по воде, фыркал и вонял от ужаса.
Андрей смотрел, а она подпрыгивала от нетерпения и канючила: “Дай бинокль, дай-дай бинокль”, пока их не укусили муравьи — сразу обоих, — и тогда пришлось опустить стекла, и они сообразили, что диск надо заснять. Огненный укусил ее в нос, было ужасно больно, и нос распух, пока она меняла микрообъектив на телевик, стряхивая муравьев с аппарата. Андрею было лучше: он просто повернул турель кинокамеры. Она сделала несколько кадров, тщательно прокручивая пленку, потом диск пошел к ним и повис прямо над головами — в шести метрах, по дальномеру фотоаппарата, — и в видоискателе можно было различить, как мелькают и поблескивают слюдяные крылья и весь диск просвечивает на солнце алым, как ушная мочка…
“Ты встречал что-нибудь в этом роде?” — спросила Аленка.
“Не припоминаю”.
“Но ты предвидел, да? Только и всего”.
Они захохотали, с торжеством глядя друг на друга. Никто и никогда не видел на Земле, чтобы крылатые муравьи роились диском правильной формы.
Никто и никогда! Значит, не зря они угрохали три года на подготовку экспедиции, не зря клеили костюмы, парафинили двести ящиков со снаряжением, и притащили сюда целую лабораторию, и обшарили десять тысяч квадратных километров по Великой Реке…
“Я тебя люблю”, — сказал Андрей, как всегда не к месту, и Аленка процитировала из какой-то летописи: “Бе бо женолюбец, яко ж и Соломон”.
На Андрея напал смех. Они хохотали, а диск висел над головами, слегка покачиваясь, приятно жужжа. Они до того развеселились, что второй приступ страха перенесли легко — не покрываясь потом и не вытаскивая пистолетов. Но хохотать они перестали. И когда колонны огненных двинулись к ним, шурша по тропе между деревьями, они сначала не особенно удивились.