Мир приключений 1966 г. №12
Шрифт:
— Может быть, гипноз? — предположил я.
— А кто это тебя загипнотизировал? — поморщилась Ольга. — И где? В редакции? На бульваре? Чушь!
— Чушь, — согласился я.
— А ты, случайно, не пишешь фантастической повести или романа? — вдруг спросила Галина. — Твое довольно толковое сообщение о множественности миров меня даже заинтересовало. Понимаешь, Ольга, — засмеялась она, — два смежных мира в пространстве, как подобные треугольники. И там и здесь — Москва, и там и здесь — Сергей Громов. Только тебя нет. Там он на мне женат.
— Так
— Он мне так и объяснил. Москва, говорит, такая же, только немножко другая. Памятник Пушкину у нас на площади, а у них на бульваре. Я чуть не расхохоталась.
Ольга почему-то задумалась.
— А знаешь что можно предположить? — оживилась она: ей все-таки очень хотелось найти разумное объяснение, как и мне. — Сережка ведь знал, что памятник когда-то перенесли? Знал. Так, может быть, такая записанная в мозгу информация и определила этот бред? Возбуждение, сигнал — и пожалуйте: миф о смежном и подобном мире.
У меня эти рассуждения вызвали только досаду:
— Слушаю вас, и уши вянут. Какой-то новый вариант стивенсоновской сказки. Прямо доктор Джекиль и мистер Гайд. Только кто Джекиль и кто Гайд?
— Ясно кто, — отпарировала Галя, — себя-то ты не обидишь.
Ольга не поняла:
— Вы о ком?
— Оленька, — сказал я, — это агенты международного империализма, переброшенные к нам на самолете без опознавательных знаков.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Есть такой английский писатель, по фамилии Стивенсон. Читают его обычно в юности. Даже медики. Для них, кстати, этот рассказ почти пособие по курсу психиатрии, ибо Джекиль и Гайд- это, по сути дела, один человек, вернее, квинтэссенция добра и зла в одном человеке. С помощью открытого им эликсира, или, на языке медиков, некоей смеси сульфаниламидных препаратов и антибиотиков, благородный Джекиль превращается по ходу действия в подлеца Гайда. Изложил точно? — спросил я Галю.
— Вполне. Поищи в карманах, может быть, Гайд оставил какие-нибудь следы своего превращения?
Я порылся в карманах и выбросил на стол пакетик с таблетками от головной боли.
— Должно быть, вот это. Я тройчатки не покупал.
— Может быть, это ты ему положила? — Галя спросила Ольгу.
— Нет. Наверно, это купил он по дороге домой.
— Ничего я не покупал, — рассердился я, — и вообще я не был в аптеке.
— Значит, это был Гайд. А других следов он не оставил? Я машинально провел рукой по нагрудному карману.
— Погоди. Блокнот не на месте. — Я вынул блокнот и раскрыл его. — Тут что-то написано. Где мои очки?
— Дай сюда. — Галя вырвала блокнот и прочла вслух: — “Если со мной что случится, дайте знать жене, Галине Громовой. Грибоедова, 43. Сообщите также в Институт мозга профессорам Заргарьяну и Никодимову. Очень важно”. Даже подчеркнул, что очень важно, — засмеялась она. — А Галя, конечно, Громова. Я же говорю, что бред последовательный. Только почему Грибоедова? Старо-Пименовский —
— А есть ли у нас улица Грибоедова? — спросила Ольга. — Я что-то не слышала.
— Есть, — вмешался я. — Это бывший Харитоньевский. Только дома сорок три там нет. Видимо, Гайд имел в виду какой-то проспект, а не улицу.
— А кто это Заргарьян? — заинтересовалась Галя. — Никодимова я знаю. Это физик, и, между прочим, довольно крупный. Только он не в Институте мозга, а в Институте новых физических проблем. А кто такой Заргарьян, не знаю.
— А ведь это не Сережка писал! — вдруг воскликнула Ольга. — Не его почерк… хотя у “р” такая же закорючка и палочка у “т” такая же. Посмотри.
Я нашел очки и прочел запись.
— Почерк-то похож. Я студентом так писал. А газетная писанина почерк испортила. Сейчас я так не напишу.
Я повторил в блокноте запись. Она сильно отличалась от первой.
— Да-а, — протянула Галя, — графологической экспертизы не потребуется. А может быть, почерк меняется в сомнамбулическом состоянии?
— Не знаю. Это область психиатрии. Какое-то молниеносное психическое расстройство. Иначе я объяснить не могу. И мне все это очень не нравится, — сказала Ольга.
— Мне тоже, — подтвердила Галя.
Она читала и перечитывала обе записи в моем блокноте. На лице ее отражалась не только сосредоточенная работа мысли, но и сдержанная тревога: ясный, логический ум Гали не хотел отступать перед необъяснимым.
— Ну просто объяснить не могу. Хотя бы не научно, а только логически, житейски, так сказать. Совершенно здоровый психически человек — и вдруг какая-то сомнамбула! Ну, обмороки — это понятно, врач найдет объяснение. А бред о множественности миров — это какая-то цитата из фантастического романа. И эти просьбы о ночлеге, о крыше над головой, когда у человека собственная отдельная квартира.
— Очевидно, мой Гайд искал убежища, — засмеялся я. — Не мог же оп пойти в гостиницу.
— Вот это мне и не нравится. Гипотеза о Гайде объясняет все. Но я предпочитаю иметь дело с наукой, а не с фантастикой. Хотя… здесь все фантастично. Ну почему ты напросился к Лене? Ты же не знал, что она живет у меня.
— Я и сейчас этого не знаю. Я Ленку десять лет не видал. Даже не представляю себе, как она выглядит.
Моя авантюра с Леной в Галиной рассказе удивляла меня Польше всего. Мы с Леной не встречались, не переписывались, вероятно, даже забыли о существовании друг друга.
— Это его пассия? — спросила Ольга.
— Мы все вместе учились, еще в школе, до войны. Вместе собирались на медфак. Да не вышло. Сережка с Олегом ушли на фронт. А я физику предпочла. Только Ленка пошла на медицинский. Кажется, она действительно была в тебя влюблена.
— В Олега, — сказал я.
— Все девчонки за ним бегали, — вздохнула Галя, — а я самая несчастная. Выиграла и потеряла. — Она поднялась. — Мир дому сему, а мне пора. Совет детективов окончен. Шерлок Холмс предлагает экскурсию в область физики.