Мир приключений 1968 № 14
Шрифт:
Едва весной 1919 года началось изгнание всех иностранных оккупантов с Украины, из России на юг хлынул поток беженцев, возвращавшихся в родные места. С ними в славящуюся обилием Таврию сейчас же ринулись жадные спекулянты и мешочники, охочие до легкой поживы, воры, беспризорники. Навстречу двигался такой же поток с Украины в Россию. И оба эти потока сталкивались на каждой станции и полустанке.
Если бы не сцепщик, не вырваться Матвею так скоро из родного города. Дядька в промасленной форменной куртке долго присматривался к Матвею, по-юношески
Обрадованный Матвей хотел отдать доброму дядьке целую пачку махорки. Ее ничего не стоило выменять на буханку хлеба со шматком сала в придачу. Очень уж срочно Бойченко нужно было добраться до Знаменки, чтобы попасть в Елисаветград. [45] Но сцепщик отсыпал лишь горсть. И теперь Матвей подумал, что его чудесная, с комфортом, посадка в поезд осуществилась, наверное, не без помощи председателя губчека Абашидзе. Того самого Абашидзе, по особому заданию которого Бойченко и отправился в Елисаветград.
45
Ныне Кировоград.
За матовыми от пыли и гари окнами вагона сиял солнечный день. Яркая зелень ясеней, вязов и кленов то подступала к самому железнодорожному полотну, то отбегала, уступая место пестроте полян. Цветы покачивались под ветром, словно прощались.
На боковой лавке, как раз против Матвея, сидя подремывал, зябко кутаясь в шинель, солдат с изможденным лицом. Время от времени он принимался по-стариковски перхать, иногда закашливался, открывал глаза и ловил ртом воздух. А глаза у него были молодые.
Наискось от Бойченко на краю скамьи разместилась разбитная женщина в цветастом платке. Она визгливым голосом рассказывала соседкам историю своей жизни.
— Этот австрияк чи немец мне и говорит: «Ауфвидерзеен… Их фаре нах хаус. Революция им Дойчлянд».
— Ишь как насобачилась по-ихнему! — осуждающе протянул густой бас с верхней полки.
— Насобачишься! Сам небось бежал от германца. А мне куда от хозяйства? Куда от пятерых мал мала меньше! Мой тоже все воюет. Ушел, родимый, да так и пропал! — слезливо запричитала женщина.
Соседки, задрав головы и для пущей убедительности упершись кулаками в бока, накинулись на басовитого мужчину. Тот даже ноги на полку подобрал.
— Ну-ну! Вы чего, бабы… Вы того, полегче…
Разбитная женщина вмиг успокоилась.
Вагон сильно дернуло. Поезд замедлил ход и вскоре остановился. Матвей обеспокоенно выглянул в окно. Состав замер посреди поля. Вдоль вагонов, придерживая сабли, пробежали военные с красными бантами на груди. Солдат, сосед Матвея, глянул через его плечо. Потом достал из-за пазухи какой-то предмет, завернутый в тряпицу, и засунул его меж узлов глубоко под лавку.
— Попали в переделку… — процедил солдат.
—
— Наши… Похоже, что григорьевцы бунтуют…
— Григорьевцы? — переспросил Матвей. Он отлично помнил, что конница Григорьева вместе с частями Красной Армии освобождала Николаев от войск оккупантов. Правда, и тогда григорьевцы пытались было учинить грабеж на рынке. Однако налет на поезд…
Состав тронулся и стал быстро набирать ход. Вагон снова замотало.
— Все предусмотрели, гады!.. — опять процедил солдат.
— Что? — переспросил Матвей.
— Заставили машиниста гнать поезд, чтоб пассажиры не разбежались…
Из тамбура донесся резко оборвавшийся крик. Хлопнул выстрел. Говор в вагоне смолк. Люди заерзали, стали хвататься за свои мешки.
— Скинули… И пулю вслед, — понесся шепоток.
— Освободить проход! — зычно гаркнул чей-то голос — Быстро!
Как стиснулись пассажиры, Матвей не понял, но проход оказался свободным. Из-за двери, прикрывавшей Матвея, появился верзила в кубанке. В руке у него был револьвер, на боку — шашка. Китель перетягивала новехонькая портупея, а на груди топорщился кумачовый бант.
Верзила проговорил негромко и внятно:
— Оружие есть? Сдать!
В купе молчали.
— Проверим… Деньги, ценные вещи? Сдать! — И, не дождавшись ответа, верзила бросил через плечо: — Взять!
Из-за спины верзилы вынырнул коренастый бандит, ухватился за туго набитый мешок, который держала женщина, рассказывавшая свою жизненную историю. Она сопротивлялась молча, оттолкнула коренастого бандита, закричала:
— Люди добрые! Помогите!
Верзила выстрелил три раза подряд. Женщина повалилась на мешок с добром.
— Проклятая мировая буржуазия! — внятно проговорил верзила. — Попортила людям нервы. Деньги, ценные вещи… Сдать…
— Что же вы, ироды, делаете! — раздался с полки мужской бас. — Да как вы смеете, гады!
— В окно. И пристрелить.
Теперь из-за спины верзилы вылезло двое.
— Я вам сейчас, гады! — басил мужчина.
Но его схватили за ноги и сдернули с полки.
Выстрел прозвучал глухо. Бандиты подхватили тело мужчины, как тараном, выбили окно и выбросили из поезда.
— И ее… — приказал верзила. — Теперь стало свободнее.
Пассажиры полезли в карманы, принялись развязывать котомки. Коренастый бандит саблей вскрыл мешок убитой женщины. Из него вывалились детские рубашонки, пальтишки, несколько пар стоптанных ботинок, штанишки на лямочках, матросский костюмчик. Вытряхнув все это на пол, коренастый принялся по знаку верзилы отбирать у пассажиров то, что приглянулось, и совать в мешок.
Матвей опустил взгляд. За голенищем сапога верзилы торчал еще револьвер, привязанный тонким ремешком к поясу… Рука Матвея потянулась к оружию непроизвольно: ненависть и ярость клокотали в его душе. И тут Матвей ясно, словно над самым своим ухом, услышал голос Абашидзе: