Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
Мы закричали: «У-ру-ру!», Сурен Давидович всплеснул руками. Степан порывался с хода что-то сказать и вдруг побелел, как стенка. «Что за наваждение, как нанялся он бледнеть! — подумал я. — Упустил он гитариста, что ли?»
Степка стоял у двери и смотрел в пол — как воды в рот набрал. Таким белым я его еще не видывал.
Наверно, Сур что-то понял. Почувствовал, вернее. Он быстро увел Степку под окошко, посадил на койку и налил воды, как мне только что. Степка глотал громко и выпил два стакана кряду.
— Набегался, хлопчик, — ласково сказал
Степка и тут промолчал. Даже Верке-несмышленышу стало совестно — он заулыбался и засиял своими глазищами: не обижайся, мол, дядя Павел, Степка хороший, только чудной.
Сурен Давидович сказал:
— Степа тоже принимал участие в этом деле. (Рубченко кивнул.) После Алеши он тоже кое-что расскажет. Хорошо, Степик?
Степка пробормотал:
— Как скажете, Сурен Давидович.
Кое-как я продолжал говорить, а сам смотрел на Степку. Они с Суром сидели напротив света, так что лица не различались. Я видел, как Сур подал ему винтовку и шомпол, придвинул смазку. Сам тоже взял винтовку. И они стали чистить. Степка сразу вынул затвор, а Сур, придерживая ствол под мышкой, открыл тумбочку и достал пузырек с пилюлями против астмы. Я в это время рассказал про пустую поляну и про следы в одну сторону, а Рубченко кивал головой и приговаривал:
— Так, так... Не было следов? Так, так... Подожди, Алеша. — Он повернулся к Степке: — Ты, хлопчик, до самого города проехал в такси?
Степка сказал:
— До места доехал.
— Куда же?
— Въехал в ваш двор, со стороны улицы Ленина. Через арку.
— Они тебя обнаружили?
— Я спрыгнул под аркой. Не обнаружили.
— Молодец! — горячо сказал Рубченко. — Ловко! Проследил, что они делали впоследствии?
В эту секунду Сурен Давидович щелкнул затвором и вскрикнул:
— Каковы мерзавцы! Патрон забыли в стволе!
Капитан повернулся к нему:
— Прошу не мешать! Речь здесь идет о государственном преступлении!
Во! Я чуть не лопнул от гордости. Говорил я им, говорил — шпионаж! Я страшно удивился, когда Степка швырнул винтовку на кровать и сказал тихим, отчаянным голосом:
— Сурен Давидович... Вон он, — Степка ткнул пальцем прямо в Рубченко, — он тоже хватался за сердце перед пеньком. Он — «Пятиугольник двести». Я видел.
Мы замерли. Мы просто остолбенели. Представляете? И капитан сидел неподвижно, глядя на Степку. Сурен Давидович прохрипел:
— Остапович, как это может быть?
Но капитан молчал. А Степка вдруг прикрыл глаза и откинулся к стене. Тогда Рубченко выставил подбородок и ответил:
— Объясню без свидетелей. Государственная тайна! — и опять уставился на Степана.
Он смотрел сурово, с уверенным ожиданием, словно Степка должен был отречься от своих слов. Но где там! Степка вскочил и выкрикнул:
— Объясняйте при нас!
Сур прохрипел снова:
— Остапович, как это может быть?
— Пустяки, пустяки, — ответил Рубченко и живо завозился руками у себя на груди. —
А-пах! — поперек комнаты ширкнуло прозрачное пламя, щелкнула винтовка. Я ничего не понял еще, а капитан Рубченко уже падал со стула, Сурен Давидович смотрел на него, сжимая винтовку, и из стены, из громадной черной дыры, сыпался шлак. Дыра была рядом с головой Сура.
Говорю вам, мы ничего не поняли. Мы будто остолбенели. В косом столбе солнечного света блеснул седой ежик на голове Павла Остаповича, — капитан падал головой вперед, медленно-медленно, в полной тишине. Только шуршал черный шлак, осыпая белую клеенку на тумбочке. Степка еще стоял с поднятой рукой — так быстро все произошло. Я еще без страха, будто во сне, смотрел, как капитан грудью и лицом опустился на половицы, как из-под его груди снова ширкнуло пламя, ударило под кровать, и оттуда сразу повалил дым. Потом Сур вскрикнул: «Остапович!» — и попытался поднять капитана, а Степка неуверенно взял графин и стал плескать из него под койку, откуда шел дым. Я очнулся, когда Верка закричал и закатил глаза.
Мне пришлось вытащить его в коридор. Он сразу перестал кричать и вцепился в меня, трясясь. У меня до сих пор синяки — так он крепко ухватился за мои руки. Я сказал Верке:
— Сейчас же прекрати истерику! Надо помогать Сурену Давидовичу. А еще гвардеец...
Он немного ослабил руки. Кивнул.
— Ты, может, домой побежишь? — спросил я.
— Я буду помогать, — сказал Верка.
— Нет, уходи домой, — сказал я, но это были пустые слова.
Верка по-детски, с перерывами, вздохнул и пошел за мной.
В кладовой остро пахло дымом. Павел Остапович лежал на кровати. Сур стоял над ним и жалобно говорил по-армянски, ударяя себя по лбу кулаками. Он совсем задыхался. Мрачный, но нисколько не испуганный Степка стоял набычившись и не смотрел в ту сторону.
Я прошептал:
— Степ, как это получилось? Он умер?
Степка дернул плечом. Я понял: умер. Но я все еще думал о случайном выстреле и поэтому хотел понять, как Сур, такой опытный стрелок, мог случайно выстрелить, доставая патрон из ствола?
Тогда Степка сказал:
— Смотри, — и показал куда-то вбок.
Я не мог отвести глаз от Сура и не понимал, куда Степка показывает. Он за плечи повернул меня к столу.
На столе лежал поразительный предмет. Он был ни на что не похож, только с первого взгляда смахивал на стальную палку. Стоило секунду приглядеться, чтобы понять — эта штука не стальная, и даже не металлическая, и не палка уж наверняка. Даже не круглая. Овальная? Нет, бугристая, будто ее мяли пальцами. Зеленовато-блестящая. На одном конце был черный, очень блестящий кристалл, а у другого конца выступали две пластинки вроде двух плавников. Несколько секунд я думал, что это сушеный кальмар — пластинки были похожи на хвост кальмара или каракатицы. В длину штукаимела сантиметров тридцать.