Мир приключений 1971 г.
Шрифт:
— В сундуке? — спросил Гаврилов. — Значит, по-твоему, шпион специально залезал в сундук, чтобы нажимать кнопку? А не проще бы ему было нажимать кнопку в комнате? Технической смекалки у тебя маловато!
— Но вы же знаете, что произошло этой ночью?
— Знаю, — сказал Гаврилов. — Мне Павел Иванович Кобешкин только что рассказал.
— Если вы мне не верите, сами пойдите и все увидите. Провода ведут в сундук. Электрической лампочки там нет. Зачем провода в сундуке? И хитро так проведено — от плинтуса в сундук. Я больше чем уверен (мне
— Ладно, — сказал Гаврилов, — мне скоро опять на работу. Ты иди гуляй и не волнуйся. Делом этим занимаются люди поумней тебя. Впрочем, давай выйдем вместе. Я зайду помогу Ольге Борисовне.
Гаврилов остался у дверей Матишиной, а я спустился вниз к подъезду.
Егор Алексеевич появился минут через двадцать. В одной руке он нес карбюратор, в другой — маленькую мотоциклетную аккумуляторную батарею.
— Егор Алексеевич, вы к участковому?
— Нет, — сказал он. — Сначала вот поставлю на мотоцикл, а потом, если останется время…
— Вы ж хотели пойти к участковому!
— Ну и пойду, если время будет.
— А вы видели?
— Посмотрел. Там ничего интересного нет. Простая звонково-световая сигнализация. Реле стоит. В общем, как у сейфов. Это еще до революции изобретено.
— Егор Алексеевич, — взмолился я, — но ведь шпионы и до революции были!
— Знаешь, — сказал мне Гаврилов, — о шпионах в другой раз поподробнее поговорим, я сам до смерти люблю говорить о шпионах. — И он спокойно повернул во двор, чтобы заняться мотоциклом, принадлежавшим сыну Барыни.
— Фридрих! — позвала меня тетка, высунувшись из окна. — Домой иди, да поскорей, пожалуйста, мне нужна твоя помощь!
Это кстати. Я пощупал журнал. Он был на месте, за ремнем.
Тетка сразу впрягла меня в работу. Нужно было вытащить зимние вещи и вывесить их для проветривания. Сама тетка боялась запаха нафталина — у нее мог начаться приступ астмы. Я понял, что сейчас говорить о журнале бесполезно.
Мороки с зимними вещами много. Одних газет, в которые они были завернуты, целый ворох. Возился я часа два. Думал — все.
— Тетя Лида, — сказал я, — я вот тут журнальчик достал. Не можешь ты перевести одну статейку?
Тетка взяла журнал; не глядя, положила его к себе на стол и сказала:
— Хорошо, я переведу тебе все, что надо, если ты заклеишь окна.
У нее, оказывается, был уже припасен клей, но нужно резать бумагу на полоски. В общем, возился я почти дотемна. Потом мы чем-то перекусили, выпили чаю. Тетка села в кресло, взяла в руки журнал и спросила:
— Где ты его взял?
— Нашел, — сказал я.
Тетка посмотрела на меня подозрительно. Я показал ей нужную страницу, она стала читать и сказала:
— Это же итальянский журнал! А тебе следовало бы знать, что итальянский я знаю плохо.
— Тетя Лида, — взмолился я, — я же сделал все, что ты просила.
— Кроме того, — сказала тетка, — это
— Нет. А там есть что-нибудь про керосин?
— Тут сказано: “В качестве горючего керосин обладает свойствами…” Тебе журнал дал Андрей Глебович? Вот страсть у человека к керосину! И потом — почему он не мог сам зайти? Ты же не сумеешь пересказать этот текст. Это он тебя просил?
— Нет, — честно сказал я.
— А журнал он тебе дал?
— Нет, — сказал я. — Это военная тайна.
После истории с Гавриловны я не мог доверять взрослым. Меня не понимают, как глухонемые не понимают человека, говорящего простым и ясным языком. Для меня было понятно главное: здесь замешан Андрей Глебович. Как только запахнет керосином, так без Андрея Глебовича не обойтись.
Тетя Лида пыталась вытянуть из меня что-нибудь еще, потом заговорила о пользе изучения иностранных языков, и это меня спасло, а то я, может быть, и проболтался бы. И еще меня выручило то, что объявили воздушную тревогу.
После отбоя
В тот раз тревогу объявляли дважды — одну с вечера, а вторую среди ночи.
После отбоя первой воздушной тревоги я уснул, и мне снился сапожник Кобешкин, который сидел в своем подвале под плакатом: “А я ем повидло и джем”. В коленях у Кобешкина была зажата отстегнутая деревянная нога. Он дотронулся до какой-то кнопки, щелкнула потайная крышка, и в ноге открылся радиопередатчик — крохотная шпионская рация.
“Немцы! Немцы! Немцы! — говорил Кобешкин в микрофон. — Я ваш немецкий шпион. Вы молодцы! Знаете, в нашем доме много ваших шпионов. Привет Гитлеру, Герингу и Геббельсу! Перехожу на прием”.
Меня разбудила тетка. За окном выли сирены. — Я оделся потеплее, нахлобучил пожарную каску и опять полез на крышу. Я оказался там первым. Потом появились Сережка с Шуркой.
Ночь была холодная. Спросонья меня бил озноб, но двигаться не хотелось. Мы сидели в слуховом окне.
— Ребята, вы меня не будите, я подремлю, — попросил Сережка. Он привалился к стенке и засопел.
Действительно, ему труднее, чем нам. Мы могли отсыпаться днем, а он должен еще вкалывать на заводе.
Шурка повертелся немного и тоже застыл, сунув руки в рукава телогрейки.
Я был рад, что не надо разговаривать. Расследование мое находилось на таком сложном повороте, что трудно было предвидеть, куда оно меня заведет. В моей голове сейчас скопилось слишком много идей одновременно, а когда слишком много идей, лучше всего помалкивать.
Сундук с проводами звуко-световой сигнализации мной обнаружен. Он находился в той самой квартире, которую я подозревал. Но ведь ее обследовали до меня. Наверняка вместе с командой МПВО приезжал специалист. И если эти провода шли непосредственно от скворечника, не заметить их было невозможно.