Мир приключений 1974 г.

Абрамов А. М.

Охотники еще постояли. Потом слабое предрассветное дуновение отнесло от них солярный чад, и они оба, не сговариваясь, глубоко вдохнули густой таежный воздух, тяжеловатый от обилия влаги.

Резко выдохнув, Трошка снова вздохнул, по теперь уже не торопясь, принюхиваясь:

— Не болотом — рекой пахнет. Точно, та марь.

— А как же! Я ж в оконце на спидометр посмотрел.

— Хитер.

— Как лисий хвост, — с готовностью подхватил Сашка и вдруг расхохотался во всю мочь. Но звуки его голоса словно придавила темнота и сырость.

— Вздрюченный

ты последнее время. Вечером — слова нельзя было добиться, а тут лешачишь.

— Эхо здесь заливистое.

— То — ясными вечерами в речной долине. Там берега скалистые. Пошли?

Сашка не ответил. После приступа веселья он помрачнел, точно раскаивался в какой-то ошибке.

— Пошли? — снова спросил Трофим.

— Погоди. Вот там на взгорке стоп-сигналы покажутся…

— Дались они тебе.

— Покажутся? А? Там взгорок должен быть, перед обрывом. Увидим, как думаешь? Должны увидеть.

— Загадал чего?

— Да… — тихо отозвался Сашка.

— Чудак ты.

— Я, может, про охоту.

— Да полно там глухарей. Гадать нечего. — Трофима раздражала нервозность друга.

— Видишь огоньки? — воскликнул Сашка. — Я говорил, что обязательно покажутся на косогоре!

Лазарев в ответ только плечами пожал. В темноте Сашка этого, конечно, не приметил и зачавкал сапогами в сторону мари. Трошка — за ним. Они продвигались по опушке меж редкими лиственницами, которые можно было разглядеть, едва не ткнувшись носом в ветви. Сашка, однако, угадывал их почему-то раньше. Вскоре Трофим различил в глубине продолговатой мари блеклое пятно тумана, которое будто светилось.

Шли они долго, то и дело проваливаясь в болотную жижу выше щиколотки.

Рассвело без зари. Просто сделалось светлее окрест. Засияли гирлянды росинок-линз, повисших на поблеклой хвое.

Сашка, шедший впереди, старательно обивал капли стволом ружья, а потом обернулся и, ощерившись в немой улыбке, сказал:

— Ишь сколько брильянтов!

Обнаженное пространство болотистой кочковатой мари, седой от росы, постепенно сужалось. Впереди поднялась, темнея, зазубренная стенка еловых вершин. Деревья росли за взгорком, в распадке, взрезь наполненном туманом.

Долина выглядела серым волокнистым морем, и когда они опускались в нее, то вроде бы погружались в немотную хлябь, скрадывавшую даже звуки шагов. Подошвы сдирали на спуске мох с камней, и приходилось быть очень осторожным, чтоб не поскользнуться и не покатиться по скалистому разъему.

Однако не прошли парни и половины спуска, как туман сделался особенно густ, так что головки сапог едва различались, и вдруг пелена оборвалась. Открылась долина, совсем не похожая на лесотундровую марь. Строгие пирамиды елей уступами спускались к темной реке, и среди их густой зелени кое-где пестрели цветастые осенние осины — желтые на каменистых уступах и рдяные на более богатых почвой террасах.

Трофим любил речные долины в здешних местах. Тут был особый мир. Человек словно мигом перелетал километров на пятьсот южнее. «Микроклимат», — говорили гидрологи, с которыми им, бульдозеристам-кочевникам,

приходилось встречаться. Ведь Трошка Лазарев и Сашка Попов пробивали зимник к будущему гидроузлу, просеку для ЛЭП, потому что стройке энергия требовалась позарез и не мало, даже для начала.

По верху «щеки», или непропуску — скале, отвесно опускавшейся к реке, они перешли из распадка в таежное приволье, которое ривьерой протянулось вдоль берега. Туман тем временем поднялся выше, и его будто не хватило, чтоб затянуть все высокое небо. Он стал расползаться, рваться лохмотьями, открывая мягкую голубизну.

Еще не выйдя толком из скального нагромождения, Сашка вскинул ружье и выстрелил. Из шатра разлапистой ели, шумно ударяясь о ветви, выпала копалуха. Была она ярко-ржавая с черными и белыми поперечными полосами на перьях крыльев и хвоста.

Лишь коснувшись земли, глухарка величиною с добрую индюшку распласталась, растопорщив крылья, и сделалась совсем огромной.

— А как же! — воскликнул Сашка и ударил из второго ствола. — Лежи! От деток не уводи!

Сорвав с плеча чехол с ружьем, Трошка помедлил.

Тем временем Сашка, прыгая с камня на камень, оказался совсем неподалеку от ели, что-то высмотрел в ветвях, наощупь перезарядил тулку и наново ударил дуплетом. Тогда и Трошка уж больше не медлил. Он ловко скатился со скалистого выступа, на ходу складывая и заряжая ружье. А Сашка вновь приготовился палить.

Трошка крикнул:

— Стой, черт!

— А как же! — И Попов снова выстрелил дуплетом.

Когда Лазарев подскочил к приятелю, то увидел на ели единственного оставшегося глухаренка. Трошка торопливо вскинул ружье. А тут он еще услышал, как слабо щелкнул приготовленный к бою ствол Сашкиного ружья, и Лазарев, явно видя, что промахивается, спустил курок…

После стрельбы было глухо. Да и говорить не хотелось.

Сашка начал собирать латунные гильзы, брошенные им впопыхах.

Появилось солнце, и стало видно, что туман из долины поднялся не весь. Клочья его кое-где запутались меж елей. Яркие полосы света прошивали сбочь волокнистые извивы. Они нехотя тянулись ввысь, постепенно истаивая.

С первым же лучом солнца остро и сладко запахло смолой. А стволы молодых осин выглядели так телесно-упруго, что их хотелось пощупать. Тихая грусть охватила Трошку. Чего его дернуло поторопиться со стрельбой? И с чего Сашка, будто окаянный, как говорит мать, принялся бить копалят? Они точно с цепи сорвались.

— Трош, ты чего? — услышал Лазарев голос друга.

Широкое лицо Сашки с черточками глаз было безоблачным.

— Еще найдем!

— На кой они? И этих за неделю не съешь. Протухнут.

— Раздарим.

— Только что… — И Трошка сел на камень, положив ружье па колени, и полез за папиросами, хотя курить и не хотелось. — Чай, теперь твоя душенька довольна?

А Сашка опять вдруг по-лешачьи рассмеялся. Потом он снова придирчиво зарядил ружье. Один патрон, видно, слишком туго входил в ствол. Попов сменил его, взяв крайний в патронташе.