Мир приключений 1974 г.
Шрифт:
— Говорят, — рассмеялся Борца.
— Прости, Бор. Минутная слабость… — сказала Зарика, вытирая глаза.
Аппарат без перехода влетел в мохнатое облако. В рубке потемнело, и тотчас засветились панели. Изображения на экранах потускнели, приобрели размытые очертания. Борца привычно нажал кнопку инфравидения, и на обзорном экране перед Зарикой снова возникла серебристая капля автолета.
— Нет, полет «Альберта» не мог быть напрасным, — задумчиво, словно отвечая собственным мыслям, проговорила Зарика. — Человечество едино, и поэтому едино его счастье. Каждое поколение вносит
Они помолчали.
— Климат в Сибири начали по-настоящему изменять в девяностых годах двадцатого столетия, так, Зарика? — нарушил паузу Борца.
— В девяностых, — подтвердила Зарика.
— А один историк пишет, что уже в семидесятые годы под Тюменью выращивали свежие помидоры. Чепуха?
Зарика покачала головой.
— Твой историк прав, Борца, — сказала она. — Тюменцы имели собственные овощи за двадцать лет до того, как в Сибири начали перекраивать климат. Мы строили теплицы, которые согревались за счет термальных вод. Да что там теплицы! Мы своими сердцами отогревали Сибирь. И не только для себя. Для вас тоже. Мы, люди, спаяны, связаны каждый с каждым…
Автолет пошел на снижение. Вдали показался город.
— Знаешь, Борца, я чувствую, что не смогла бы снова пойти в дальний поиск, чтобы совершить еще один прыжок во времени, — сказала Зарика. — Вот, кажется, совсем немного побыла я теперь на Земле, но привязалась к ней…
Припомнив что-то, Зарика улыбнулась.
— У нас в «Сигме», в строении, которое занимал экипаж «Альберта», была оранжерея, — сказала она.
— Оранжереи есть там в каждом здании.
— У нас, наверно, была особая. Большая-пребольшая. Прогуливалась я как-то в оранжерее и наткнулась на диковинное растение. Нигде такого не встречала, даже в полете. Дерево — не дерево, куст — не куст… Тонкий ствол, весь изогнутый, будто изломанный, тянется вверх, к солнцу. А со ствола — да, прямо со ствола! — свисают какие-то белые нити. Я подошла поближе, присмотрелась, потрогала рукой — волокна уходят в почву. И тут меня осенило: да это же корни! Да, корни, которые проросли прямо из ствола и тысячами нитей привязывают растение к земле. Вот так и я… вновь привязалась к земле, словно то растение, — закончила Зарика.
Первые дома, утопавшие в зелени, вызвали у Зарики прилив восторженности.
— Никогда не видела таких зданий! — сказала она. — Ни тогда, до старта… ни на корабле, в сферофильмах.
Борца заметил, что Зарика старательно избегала термина «в прошлом», предпочитая говорить: «тогда, до старта» или же просто — «это было тогда…»
Торопливо давая ежеминутные пояснения, Борца и сам новыми глазами смотрел на привычные с детства здания-скалы, где каждая квартира открыта ветру и солнцу, на дома-иглы, взметнувшиеся на тысячу этажей, на дома-подсолнухи, гигантские чаши которых поворачиваются вслед за светилом… Улицы были широкие, прямые, они то разбегались веером, то шли параллельно друг другу.
Приближаясь к цели, автолет сбросил скорость и перешел на планирование.
— Где транспорт? — спросила Зарика, глядя на улицы, по которым сновали пешеходы.
— Транспорт вот, — указал Борца
— Я имею в виду — наземный, — пояснила Зарика.
— Наземного транспорта в городе нет. Есть подземный, — сказал Борца.
По мере приближения к центру города дома стали располагаться гуще, но количество зелени не уменьшилось. В листве отсвечивали купола, плоские кровли зданий не известного Зарике назначения, и Борца не поспевал отвечать на все вопросы.
— Вон дом, в котором я живу, — указал он на здание, выросшее впереди, прямо по курсу машины.
Здание, пожалуй, ничем не отличалось от соседних — круглое, окольцованное лоджиями, со светло-кремовой облицовкой, — но Зарике оно показалось знакомым островком посреди моря неизвестности.
Перед дверью, ведущей в квартиру, Борца замешкался.
— Я войду первым, — сказал он. — Бузивса придержу.
Очкастый шимпанзе встретил гостью неприветливо. Однако, к удивлению Борцы, Бузивс на этот раз ограничился лишь недовольным ворчанием.
— Тебе повезло, — сказал Борца, — Бузивс признал тебя.
Шимпанзе стал на четвереньки и, задрав куцый хвост, подошел к хозяину.
— Похож на медвежонка. Миша, Мишка! — позвала Зарика.
Борца поставил цветы в воду, познакомил Зарику с квартирой и роботами. Потом они долго стояли у окна, глядя на город. Верхушки домов-игл еще освещались солнцем, а нижние панели уже начинали светиться, бросая мягкий свет на улицы. Потянуло прохладой.
— Проводишь меня на биостанцию? — спросила Зарика.
— Поужинаем сначала, — ответил Борца.
А потом Зарику сморила усталость. Но все, что рассказывал Борца, было так интересно, что она изо всех сил старалась прогнать сон. Зарика устроилась в качалке, Борца присел у ее ног на великолепной светящейся шкуре не известного Зарике зверя. Только много времени спустя узнала она, что имя этому зверю — синтетика. Бузивс прикорнул рядом с хозяином.
— Что тебя больше всего потрясло на Земле? — спросил Борца.
Зарика подумала.
— Пожалуй, то, что ваш век победил болезни человека. Как это вам удалось?
— Я не микробиолог, — сказал Борца. — Разные болезни побеждались по-разному.
— Рак, например. Мама умерла от рака… Давно его победили?
— Возбудитель рака нашли лет семьдесят назад.
— Кто нашел?
— Петр Востоков.
— Петр Востоков… — повторила Зарика.
— Твой коллега. Микробиолог.
— Он сделал свое открытие на биоцентре? — с живостью спросила Зарика.
— Нет, в Зеленом городке.
— А, знаю, — кивнула Зарика. — Помню. Зеленый городок в Сибири.
— На Оби.
— Жив Востоков?
— Умер. Там же, в Зеленом, ему памятник отлили. Золотой, — сказал Борца.
— Из чистого золота?
— Тогда золото уже не имело меновой ценности. Это до старта «Альберта», когда еще были деньги… Ты помнишь деньги?
— Помню.
— Люди просто хотели выразить свою величайшую признательность Петру Востокову, — сказал Борца. — А золото — металл исторический.
Зарика толкнула качалку.
— Хочу быть микробиологом, — сказала она. — Всегда мечтала об этом.