Мир приключений 1977 г.
Шрифт:
Доктор смотрел на Абалио сочувственно.
— Вам придется испытать здесь еще не одно разочарование. Но я намеревался говорить с вами не об этом. Я рассчитывал услышать от вас... Если вам это не слишком тяжело, расскажите, какая сейчас жизнь там... Там, откуда вы прибыли.
Столько горечи и тоски было в его голосе, что Абалио устыдился собственной несдержанности. Ведь он только что прибыл сюда, в этот замкнутый, загадочный мирок, и все мерит прежними мерками. Каково же должно быть людям, которые живут здесь, как в заточении, не один год?.. И хотя воспоминания причиняли ему мучительную
— Я что-нибудь не так говорю? — смутился Абалио.
— Я предпочел бы ничего не слышать, — выпалил Лайн. — Для меня та далекая жизнь — уже почти ощутимая реальность. Еще чуть-чуть, и я окажусь дома. Наверняка там все изменилось! Возможно, стало хуже. Ну и пусть. Зато я смогу читать газеты, слушать радио...
Почему Старков так любил осень? Этот промокший насквозь лес, растерявший за лето все привычные свои звуки, кроме сонного шуршания дождя? Эту хлюпающую под ногами кашу, холодную кашицу из мокрой земли и желтых осенних листьев? Это низкое тяжелое небо, нависшее над деревней, как набухший от воды полог походной палатки?
Пушкинская осень — желтое, багряное, синее, буйное и радостное, спелое, налитое… А Старков почему-то любил серый цвет, карандашную штриховку предпочитал акварели и маслу.
— Ничего этого здесь, увы, нет, — грустно улыбнулся доктор, обратившись к Абалио. — Запрещено, чтобы не вызывать печальных мыслей и ненужных волнений...
Абалио невольно посмотрел на раскрытый том, который доктор по-прежнему держал на коленях.
— Библиотекой будете пользоваться моей. — Умные, проницательные глаза доктора, казалось, заглядывали в самую душу.
— Да-да, — кивнул Лайн, — я прихожу к доктору не только за лекарствами, но и за книгами.
Он отхлебнул из стакана, устремил взгляд вдаль, на фиолетовую гряду гор, рельефно высвеченную полной луной.
— А вы, мой друг, на здоровье не жалуетесь? — спросил доктор у Абалио. И снова улыбнулся, но одними губами, глаза его остались скорбно-серьезными.
— На всякий случай попросите у доктора снотворного, — посоветовал Лайн.
— Ну, ну, не пытайтесь привить свои дурные привычки новичкам, — шутливо погрозил ему пальцем Смайлс.
— Просите, просите, иначе пожалеете, — не отступал Лайн. — Сегодня же пожалеете.
...Ночью Абалио разбудили крики, ругань, рев мотора и щелканье винтовочных затворов. Он поднял голову, прислушался: шум проникал через окошечко под потолком.
Абалио встал с кровати, вскарабкался на стул — так ему удалось выглянуть наружу. При свете луны и тусклого фонаря он различил автобус с матовыми ветровыми стеклами, кучку полуодетых негров, а перед ними — вооруженных винтовками Гирча и двух недавних своих попутчиков.
Затем к автобусу подъехал грузовик. Из кабины выпрыгнул Бриггс. Поигрывая кнутом, он прошелся перед замершими неграми и принялся загонять их в кузов. Трое с винтовками ему помогали, подталкивая несчастных прикладами в спину.
Один из негров бросился на Бриггса
Развернувшись, грузовик уехал.
Абалио долго не мог заснуть. Лежал с открытыми глазами, ворочался и вновь переживал дикую сцену, слышал выстрелы, видел темную лужицу крови на пыльной дороге.
Утром, невыспавшийся и разбитый, он с Лайном и в сопровождении Бриггса отправился в джипе знакомиться с будущей работой. У Бриггса под глазом чернел здоровенный синяк. Усики зло подергивались.
— Вы были правы, — шепнул Абалио Лайну. — Снотворного мне недоставало.
Ехали по скверной дороге, в машине здорово трясло. Абалио тем не менее едва успевал вертеть головой по сторонам. Все вокруг притягивало его внимание: и диковинные растения, и птицы необычной окраски...
У реки — бурной, широкой, желтой от примеси песка и глины — затормозили. Здесь вовсю кипела работа. Группки негров под присмотром вооруженных белых промывали в огромных чанах породу. Время от времени кто-нибудь из нерасторопных получал удар кнутом.
— Побочный промысел, — тихо сказал Лайн. — В местной почве обнаружены алмазы.
— Техника, мягко говоря, никуда не годится, — заметил Абалио.
— Им еще и технику! — раскипятился Бриггс, ощупывая синяк.
— Скоро придет новая. Во всяком случае, мне обещали, — не вступая в препирательства, бросил Лайн. — Хотя здесь это мало что меняет. Очень низка квалификация рабочих.
Они продолжали путь и вскоре прибыли к руднику. Абалио сразу об этом догадался, увидев подъемные механизмы, возле которых дежурила белая охрана.
Тут же, в сторонке, вдоль подножия горы тянулись бараки — вероятно, жилье рабочих. А под деревьями сложены были герметические контейнеры для перевозки галлактия.
— Не буду я этим заниматься, — шепнул Лайну на ухо Абалио.
— У вас безвыходное положение, — вздохнул тот. — И не только потому, что вас заставят. Прежде всего потому, что вы сами иначе поступить не сможете.
Эта загадочная фраза вскоре нашла себе объяснение. Бриггс остался на поверхности, а Лайн и Абалио в скрипучей, раскачивающейся клети спустились в шахту. В спертом, влажном воздухе стоял трескучий кашель десятков рабочих. Их потные тела жирно блестели при свете чадящих факелов. Деревянные крепления, подпиравшие своды, прогнулись и грозили в любой момент обрушиться. Бурильный инструмент бездействовал, вся работа выполнялась вручную. Породу вырубали топориками, укладывали в корзины и с помощью веревок отправляли наверх...
— Теперь поняли, что я имел в виду, когда говорил: «Вы сами иначе поступить не сможете»? — сказал Лайн. — Участь этих людей сумеете облегчить только вы. Я пытался, но, к сожалению, успел очень мало.
Почему Старков так любил осень? Этот промокший насквозь лес, растерявший за лето все привычные свои звуки, кроме сонного шуршания дождя? Эту хлюпающую под ногами кашу, холодную кашицу из мокрой земли и желтых осенних листьев? Это низкое тяжелое небо, нависшее над деревней, как набухший от воды полог походной палатки?