Мир приключений 1985 г.
Шрифт:
Пригодилось мне на фронте и знание немецкого языка: иногда я ловил в эфире во время воздушных боев немецкую речь, приказы, которые получали гитлеровские летчики от своих командиров, их переговоры друг с другом — это позволяло на ходу оценить изменения в обстановке боя и правильно сориентировать наших пилотов. Но одна фраза не нуждалась в переводе, каждый из нас понимал ее смысл: Achtung, achtung, die Freanzosen sind in der Luft! [58] У фашистов к нам был особый счет: в русском небе им оказывали сопротивление летчики из оккупированной и поруганной ими Франции, которую они официально объявили поверженной.
58
Внимание, внимание, французы в воздухе! (нем.)
Наши французские истребители часто выполняли задания совместно с 18-м гвардейским полком под командованием Героя Советского Союза А. Е. Голубева, прикрывая советских бомбардировщиков. И тогда в эфире звучала смешанная русско-французская речь, понятная всем нам до сих пор: «Allo! Genja! Prikrivajet «Normandia»! Bombi! Priom! Franzouse, merci! Davai! Ami Franzouse — davai! [59]
Переводчики полка должны были уделять много внимания прибывавшим в Советский Союз новичкам из пополнения, объяснять им не только устройство фюзеляжей, мотора, вооружения, бортового оборудования новых для них типов советских самолетов, но и учить их бытовым условиям жизни в суровом русском климате, рассказывать о традициях дружбы, зародившейся в общих боях против общего врага.
59
Алло, Женя! Прикрывает «Нормандия»! Бомби! Прием! Француз, мерси! Давай! Друг-француз — давай! (Часть русских слов приведена в транскрипции: так их произносили французские летчики во время общения с советскими боевыми товарищами.)
Шестого ноября 1943 года эскадрилья «Нормандия» была отправлена на переформирование в Тулу. Туда прибыло большое пополнение — пятьдесят восемь летчиков-истребителей. 25 мая пополненная часть получила приказ приступить к боевым действиям на 3-м Белорусском фронте. Теперь это был уже полк «Нормандия», состоявший из четырех эскадрилий. В честь Франции и в знак веры в ее близкое освобождение эскадрильи получили имена четырех французских городов провинции Нормандия: «Руан», «Гавр», «Шербур», «Кан». Эти города были еще под пятой фашистов, но в русском небе на советских «яках» поднимались эскадрильи Франции — и несли на своих крыльях эти названия как символ того, что за эти города, за освобождение человечества от фашизма здесь, на советско-германском фронте, идет битва и победа уже близится.
В январе 1945 года я получаю задание быть радионаводчиком на передовой во время прорыва на лобовую 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса под командованием генерала А. С. Бурдейного. 16 января 1945 года советские танки Т-34 прорвали фашистскую оборону в Восточной Пруссии и стремительно шли вперед, подавляя всяческое сопротивление противника на своем пути.
Мне уже приходилось участвовать в трех крупных операциях на передовых линиях, но никогда я не видел наступления такого размаха. Снабжение осуществлялось с самолетов. Стояли страшные морозы, до тридцати градусов, а земля, казалось, была пропитана минами, но танковый корпус, при поддержке авиации, все дальше и дальше углублялся на территорию противника. Мы воевали на фашистской земле! До победы оставалось уже немного!
В
Оперативную карту вручил мне лично генерал Бурдейный вместе с разъяснением задания и напутствием: «Направление и цель — Кенигсберг. Остальное — соответственно обстановке. Ясно, товарищ младший лейтенант «Нормандии — Неман»?»
Я готовился к выполнению своей миссии и тщательно изучал карту. Я должен был знать ее наизусть и суметь в нужное время совершенно точно переносить все моменты продвижения танкового корпуса на мою авиационную воздушную карту. Кроме того, мне нужно было знать всю терминологию танкового боя, знать, как называется оборудование танка, его вооружение. А я, выйдя от генерала, не увидел вокруг ни одного танка… Поэтому и спросил у советского лейтенанта, сопровождавшего меня, как же быть. Он улыбнулся:
— Танки вокруг нас, они замаскированы.
Действительно, метрах в пятидесяти от нас, абсолютно слившиеся со снегом, стояли знаменитые Т-34. А я-то думал, что вокруг нас только снег и лес…
Потом у меня было достаточно случаев восхищаться поразительным искусством маскировки.
Еще летом, в августе 44-го, у меня появилась отличная возможность наблюдения — хороший французский бинокль, взятый у пленного немецкого генерала, который, как выяснилось при допросе, отобрал его когда-то у французского полковника. Я сказал, увидев этот бинокль:
— А, французский! Bitte zur"uck (пожалуйста, назад).
И добавил по-немецки, что этот бинокль ему уже не понадобится, так как его ждут восстановительные работы — придется восстановить то, что фашисты разрушили здесь, а для начала надо будет casser les cailloux — дробить камни.
В танковом прорыве участвовали знаменитые «катюши», и команда «О-о-о-гонь!» долго еще потом, во Франции, звучала у меня в ушах. Гром от танков, от «катюш», от бомбежек такой, что глохнут уши. Когда была артподготовка, земля дрожала в радиусе двадцати-тридцати километров.
Мне пришлось испытать это ощущение — когда рядом рвутся реактивные снаряды. Даже на расстоянии километра от их взрыва у вас останавливается дыхание, и вы ощущаете удар по всему телу, не говоря уже об ужасном грохоте и свисте, который словно преследует вас. И все-таки я получаю огромное удовольствие от этого пекла: для меня, француза, мысль о том, что фашисты получают здесь, на русском фронте, во сто крат за те злодеяния, которые они причинили Франции, России и всей Европе, приносит радость.
Во время Восточно-Прусской операции началась наша фронтовая дружба с Володей Корсаковым, водителем танка Т-34… Замечательный парень. Он говорил мне: «Пиши, Игорь, где бы я ни был, в моей деревне всегда будут знать обо мне и тебе ответят…»
И конечно, верным другом стал майор Горохов, который выполнял в этом прорыве для советских авиачастей то же задание, что и я для «Нормандии». Во время затишья мы с ним часто, лежа в траншее, «ворочали» судьбами мира после войны: мечтали, какая будет повсюду мирная братская жизнь.